Это она спасла и вас, и детей; и именно она убила тех, кто принес в ваш дом яд. Вам кстати не интересно: зачем?
– Они вышли на ваш след через меня?
– А вы действительно умны, – без тени насмешки, произнес Лермонт. – Да, ваши службы заподозрили вашу семью примерно полгода назад, когда в период лютой вирусной эпидемии, ни вы, ни ваша жена, ни ваши дети не заболели активным гриппом.
– Только поэтому?
– Ну, для нас это не удивительно, но в вашей стране тот, кто отказался прививаться – идиот априори. А идиоты болеют чаще других и, как правило, с осложнениями. А идеальные граждане, как правило, глупы и податливы любой пропаганде.
– Но я ведь и в правду отказался… – человек потер лоб, пытаясь понять – не придумал ли он это себе.
– Все мы совершаем ошибки, но не Эннга, которая сами привила и вас и детей. Перестраховалась из-за любви и подставила всю миссию.
– Постойте, Лермонт! Детей? Меня? Как?
– Поставки медикаментов у нас для агентов происходят регулярно, – самодовольно ответил Лермонт, мягко беря за руку человека и поворачивая его к столу, отводя от ряда контейнеров. – А вас они привила, кажется, когда вы приболели года четыре назад. Вам кажется, по легенде спину продуло.
– Зачем вам все эти подробности? Неужели я настолько интересный человек?
– Информация – продукт дорогой, и чем ее больше, тем больше у вас шансов встать богаче. Любые ключевые и рискованные события – это наши риски и о них мы знаем все. А в частности я – прилежный встречающий, я готовился.
Два человека остановились у стола, на котором стояли тарелки с дорогими продуктами и явными деликатесами. Голодный гость лишь мельком оценил стол и уже решил, что и тут им пытаются манипулировать.
– Присаживайтесь, вы давно не ели – вам это сейчас совсем не повредит.
– Хотите меня задобрить? Улитки, дорогие фрукты, игра, вырезка мясная – показываете, как вы щедры? – горько улыбнулся человек, презирая свой организм за жажду этой подачки. – Думаете, я буду восхищен этим столом и поверю в лучшую жизнь и всем это расскажу? Да вы даже мою жену и ту всю жизнь контролируете! Могли бы на мне и сэкономить!
– Собственно, это и не дорого, – Лермонт подошел и взял с круглой чащи спелый манго, оглядел его и со вкусом надкусил. – Фрукты все выращиваются на нашей земле, и пока они не наводняют наш рынок, на экспорт они не допускаются, так что они недороги, их много, а после присоединения Южной провинции, их стало еще больше. Улитки – на территории города, где мы с вами находимся, открыто двенадцать заводов по переработки, семь из которых занимаются переработкой органики. Три из них используют улиток для тонкой очистки. Они идут дюжиной по цене одной, так что и тут вы не угадали… Кстати! Раз уж мы коснулись темы экономики – как вы думаете, какая у нас тут процентная ставка по кредитованию? Это же не далекая от вас тема?
– Десять процентов? – немного подозрительно, предположил человек.
– Десять у нас было двадцать лет назад, когда экономике требовались большие деньги. Сейчас у нас кредитование на четырех процентах. Мы не используем увеличенную ставку для искусственного охлаждения потребительской способности. В отличие от вашей страны, мы помогаем людям жить лучше, а не наоборот. Вы кстати должны бы знать, что ваша инфляция уже пару лет как отрицательная, но цены у вас продолжали расти. Отчего так?
– Кражи, я полагаю, – человек сел на предложенное ему ранее место и неохотно подтянул к себе тарелку с куском томленого мяса и россыпи различных овощей.
– Фактически, виноваты не кражи, а дырявое правосудие. В вашей стране, слишком сильная круговая порука и власть денег…
– А у вас не так? – перебил он Лермонта. – У вас деньги не правят? Не регулируют общество и его способности? Власть не пьянит умы людей? Не дает преференции при определенных действиях? Ваши политики или ваш великий император не купаются в роскоши и не срут в золотые унитазы? Вы мне это хотите сказать?!
– Я хочу вам сказать, чтобы вы ели, молча, а лучше сразу все поняли, но еще рано. Так что буду отвечать по пунктам, – Лермонт выдвинул стул и сам сел за стол, в метре от человека. – Вы только начните есть… Так. Правят ли у нас деньги… Нет – не правят, у нас вся власть у правителя, он и заказывает бал. Регулируют ли финансы рынок и общество – конечно, регулируют, как и должно. Тот, кто работает мало, тот и имеет меньше – разделение слоев как есть. Но при этом, они не являются ключевым фактором. Вы всю жизнь прожили в вашей двухкомнатной квартире, жили на зарплату и чужого не брали – скажите, вы средний класс?
– Да, я представитель среднего класса, – не стал отрицать человек. – И за это я был благодарен своей стране.
– А что должно было бы произойти, чтобы вы вышил в высший класс? Эннга должна была бы работать? Ваш оклад должен бы увеличиться втрое? Или если бы вы купили себе квартиру с пятью комнатами?
– Думаю, оклада бы хватило… втрое, – задумавшись, ответил человек.
– А что мешало вам его увеличить? Законы? Практика? Внутренний мир? Религия?
– В смысле?! – данные вопросы прозвучали как пощечина. – Вы хотите сказать, что я мало работал?
– Нет, я говорю, что вы вполне могли работать больше. Вопрос не в уменьшении, а в «не реализации». И если у Эннги была работа без остановок, то у вас работа заканчивалась к вечеру, когда вы приходили домой, и даже ее, вы могли бы делать больше и быстрее.
– Вы странно налаживаете мосты между нами…
– Ну, на мой взгляд, правда и честность, продукты не менее ценные, чем информация, так что я сейчас с вами делюсь настоящим богатством. Вы прекрасно работали, но могли бы достичь большего. Брать работу на дом, найти вторую работу, пахать на выходных и сверхурочно. С вашим талантом аудита, вы смогли бы еще года четыре назад зарабатывать раза в четыре больше, выйти в высший класс и не переживать из-за этого. Но вы не стали, – Лермонтр поднял руку не позволяя перебить себя. – Не надо оправдываться, это факт, а как я уже сказал – чего не сучилось, того никогда и не было. Причина того, что вы в среднем классе не в том, что у вас оклад небольшой, а в том, что вы сами себя ограничивали. Вы имели жилье, вам было хорошо и сытно дома – так куда и зачем стремиться? Ну не суть. Ваш следующий вопрос…
– Стойте! Все не так!
– Себе не врите, – осаживая и едва ли не унижая, холодно и мягко произнес Лермонт. – Я не тот, кто будет
