— Тогда мы передадим все это на корабельный компьютер по линии связи, — сказал Кирк. Затем он посмотрел на папку.
Она была озаглавлена:
Доклад о ходе исследований
ПРОЕКТ УВЕЛИЧЕНИЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ
ЖИЗНИ
Генетическая группа
— Так вот что это было, — сказала Дженис Рэнд.
— Пока мы еще не знаем, — сказал Кирк. — Но если это так, должно быть, это самая большая неудача в Галактике, приведшая к совершенно обратным результатам. Впрочем, пора приниматься за работу. Мири, ты тоже можешь помочь — разложи все эти папки на том большом столе по разделам: один — генетика, другой — вирусология, третий — иммунология или что там еще. Не обращай внимания на значение слов, просто старайся подобрать одинаковые.
Общая картина возникала раздражающе медленно. Общий принцип стал ясен почти с самого начала: попытка приостановить процесс старения с помощью избирательного изменения мутировавших клеток тела. Процесс старения — в основном аккумуляция в теле клеток, чьи нормальные функции частично приведены в негодность мутациями, которые, в свою очередь, вызваны появлением свободных радикалов в ядре клетки, своим присутствием нарушающих генокод. Ученые колонии прекрасно понимали что невозможно блокировать свободные радикалы, которые создавались практически повсеместно в природе: фоновой радиацией, солнечным светом, двигателями внутреннего сгорания, даже пищеварением. Вместо этого они предложили создать самовосстанавливающуюся вирусоподобную субстанцию, которая должна была оставаться в крови пассивной до тех пор, пока не происходило повреждение клетки. Тогда вирус должен был проникнуть в клетку и заменить поврежденный элемент. Инъекцию намечалось делать при рождении, прежде, чем включится иммунный механизм ребенка, чтобы вирус стал “своим” — так сказать, был отмечен, как естественный “жилец” организма, а не захватчик, с которым надо бороться. Но он должен был оставаться пассивным вплоть до активизации половыми гормонами в период созревания чтобы не нарушать нормальный процесс развития.
— Самый смелый проект о котором мне когда-либо приходилось слышать, — объявил Мак-Кой. — Если бы это получилось, мы бы могли иметь прекрасную защиту от рака. Ведь по сути своей рак — всего лишь местный взрыв процесса старения в особенно тяжелой форме.
— Но это не сработало, — заметил Спок. — Их субстанция оказалась слишком похожей на вирус — и вырвалась из-под контроля. О, она, действительно, продлевает жизнь, но только детям. Когда же начинается созревание, она их убивает.
— И как долго? — спросила Дженис Рэнд.
— Ты спрашиваешь, насколько она продлевает жизнь? Мы не знаем, потому что эксперимент продолжался не так уж долго. Мы знаем только уровень: инъецированный организм стареет примерно на месяц своего биологического времени за каждую сотню лет объективного времени. Для детей, совершенно очевидно, это вот так и срабатывает.
Дженис уставилась на Мири.
— Месяц за сто лет! — воскликнула она. — И эксперимент был проведен три века назад! Вечное детство… Это словно сон.
— И очень плохой, старшина, — сказал Кирк. — Мы учимся на примерах и обязанностях. Мири и ее друзья были лишены и того, и другого. Это тупик.
— С особо уродливой смертью в конце, — согласился Мак-Кой. — Просто поразительно, что такому количеству детей удалось выжить. Мири, как ты жила после того, как умерли все старшие?
— У нас были дурашки, — ответила Мири. — И нам было весело. Не было никого, кто бы нам что-то запрещал. И когда мы хотели есть, мы просто брали что-нибудь. В банках сохранилось множество всяких вещей, и у нас было много момми.
— Момми?
— Ну, вы знаете. — Мири помахала рукой в воздухе, имитируя действия открывателя банок. Дженис Рэнд всхлипнула и отвернулась.
— Джим… теперь, когда ты нашел то, что искал… ты уйдешь?
— О, нет, — ответил Кирк. — У нас еще осталось много дел. Ваши старшие похоже, проводили свои эксперименты в определенной последовательности, что-то вроде расписания. Не нашли ничего такого, мистер Спок?
— Нет, сэр. Скорее всего, это хранилось где-то в другом месте. Будь это мой собственный проект, я бы сохранил это где-нибудь в сейфе — это ключ ко всему делу.
— Боюсь, мне придется согласиться. И если только мы не сможем разобраться в этом, Мири, мы не сможем идентифицировать вирус, синтезировать его и изготовить вакцину.
— Так это хорошо, — воскликнула Мири. — Значит, вы не уйдете! Мы можем поиграть — пока э т о не случится.
— Все-таки, быть может, нам и удастся остановить это. Мистер Спок, как я понял, вам не удалось подобраться к остальным детям?
— Никакого шанса. Они слишком хорошо знают местность. Как мыши.
— Ладно. Попробуем иной подход. Мири, ты не поможешь нам найти кого-нибудь из них?
— Вы никого не найдете, — уверенно ответила Мири. — Они боятся. Вы им не понравитесь. А теперь, они и меня боятся, с тех пор, как… — она замолчала.
— Мы постараемся, чтобы они нас поняли.
— Оставшиеся? — спросила девочка. — У вас это не получится. Оставшимся лучше всего. Никто не ждет от тебя, что ты что-то поймешь.
— Но ты же понимаешь.
Неожиданно глаза Мири наполнились слезами.
— Я уже больше не оставшаяся, — прошептала она и выбежала из комнаты.
Дженис с жалостью посмотрела ей вслед и произнесла:
— Эта маленькая девочка…
— …на триста лет старше чем вы, старшина, — закончил за нее Кирк. — Не делайте скоропалительных заключений. Все же какое-то отличие в ней должно образоваться, независимо от того, сможем мы этр заметить или нет.
Но спустя минуту, Мири вернулась, ее горе испарилось, будто бы его и не было, и она была готова заняться чем-нибудь. Мистер Спок засадил ее за заточку карандашей, которых здесь, в древней лаборатории имелось множество. Она с радостью занялась делом — но тем не менее, ее глаза неотрывно следили за Кирком. И он старался ничем не выдать, что все время чувствует на себе этот взгляд.
— Капитан? Это Фаррел, с “Энтерпрайза”. Мы готовы к обработке информации.
— Хорошо, сейчас начнем. Мистер Спок, что вам необходимо?
Мири протянула пригоршню карандашей.
— Этого достаточно?
— А? О, нам бы неплохо еще больше, если ты не возражаешь.
— О, нет, Джим, — ответила она. — Почему я должна возражать?
— Этот парень, — заметил Спок, раскладывая листы бумаги на столе, — составил свои записи в последние недели жизни — уже после начала катастрофы. Я отбросил самые последние записи, где он пишет, что процесс уже далеко зашел в нем самом, и он слишком болен, и не уверен, что его не лихорадит. Тут я с ним согласен. Но вот эти, более ранние записи, показывают, сколько времени у нас осталось. Ясно, что конечная стадия, которую мы здесь наблюдали, однозначна. Мания убийства.
