С этим ей повезло: на пятой песне в дверь громко и уверенно постучали.
Ленайна как была, в одном бра и юбочке до середины бёдер, (кофту сняла ещё за столом, после пятой или шестой) подошла. Поправила парик. Открыла.
Перед дверью маячили трое полицейских. Стоящий впереди носил погоны сержанта. Держащиеся чуть поодаль оказались рядовыми. Однако хищно-радостного предвкушения никто из них не скрывал. Похоже, разборки и «утихомиривания» доставляли местным полицейским реальное удовольствие. Об этом говорили и резиновые дубинки, предусмотрительно сдвинутые по поясам вперёд.
Сержант демонстративно чётко откозырял, пялясь на её сиськи:
– Сержант Престон, полиция Лахора. В отделение поступил сигнал, что здесь пьяный дебош. Будьте добры ваши удостоверения лич…
Докончить он не успел. Ленайна убрала приветливую улыбочку с лица, и перебила тоном, не терпящим возражений:
– Сканнер!
Сканнер, несмотря на требование сержанта «предъявить», оказался ещё в чехле. Правда, достал он его быстро. Хоть уже и без улыбки.
Ленайна чётко чиркнула запястьем над приёмником.
Сержант не сдержался: при виде появившейся на прозрачном, возникшем над сканнером, экране, информации, уголки его губ опустились ещё ниже, а злобно-предвку-шающее выражение сменилось почти неприкрытым испугом:
– Прошу прощения за… беспокойство, майор Мейстнер! Мы, это… Нас неверно информировали. Ещё раз – наши извинения! – рука теперь и правда, чётко вскинулась к козырьку. И даже спина распрямилась. Двое остальных полицейских своего испуга вообще не скрывали: знали, чем грозит встреча с разгневанным экипажем танка! Изуродуют, если захотят, как Бог черепаху! Причём – голыми руками. И не помогут потом никакие жалобы! Особый статус!
Ленайна чуть кивнула, глядя на троицу прищуренными глазами, словно оценивая. От этого взгляда, она знала и частично даже чувствовала – у хамов в погонах, столкнувшихся со столь грозным противником, и столкнувшихся тогда, когда меньше всего этого ожидали – мурашки бегут по позвоночнику!
Троица, откозыряв, развернулась и двинулась было по коридору к лестничному пролёту.
– Стоять! – Ленайна теперь добавила в голос льда и угрозы, – Я ещё не разрешала… Идти.
Выйдя в коридор нарочито «играющей» походкой, она на своих шпильках, чуть постукивая стальными набойками на них, неторопливо обошла застывшую посреди коридора троицу. У сержанта на лбу выступили капли пота. Лицо стало белей бумаги. Похоже, бедняга ожидал, что сейчас и правда, сбудутся самые страшные его кошмары: избиение до полусмерти и разжалование с последующим отбыванием в урановых рудниках. Или сразу – шахтах Иллирии…
– Ты. – Ленайна хлопнула ладошкой по груди стоявшего от сержанта слева парня посимпатичней, – Сколько у тебя?.. Ну, длина?.. – недвусмысленный взгляд вниз ясно дал понять, что она имеет в виду.
– Ра… Разрешите доложить, господин майор!.. Во…восемь дюймов!
– Хм… И как вас, таких, в полицию берут… Ладно, пойдёт. – она хлопнула его теперь по ягодице, – В комнату шагом марш! Остальные на сегодня свободны.
Смотреть, как очень быстро, только что не перейдя на бег, удаляются остальные, «неизбранные», полицейские, оказалось весьма приятно. Они даже не оглянулись не разу: явно счастливы, что «пронесло!» Войдя обратно в номер, она закрыла и заперла дверь.
В комнате отобранный ею «экземпляр», неуклюже переминавшийся с ноги на ногу посереди ковра, вздрогнул от звука поворачиваемого в замке ключа. Но войдя, – она слышала! – догадался, впрочем, снять фуражку и чуть поклониться:
– З-з…дравия желаю!
Ленайна обошла его сбоку, и кивнула Сандре:
– Хорош маяться фигнёй. Смотри, какого самца я тебе нашла! Нравится?
Сандра склонила голову чуть к плечу. Впрочем, в «игру» врубилась быстро:
– А то!.. Нечасто у нас такие красавцы на ферме появляются. Вернее – никогда!
– Ну вот и хорошо. Вторая спальня – целиком в вашем распоряжении. – и, повернув лицо уже к полицейскому. – Тебя как зовут?
– Эл… Элберт, господин майор, сар!
Ленайна кивнула:
– Так вот, Элэлберт. Тебе предоставляется шанс принести реальную пользу своей планете. Эта девушка – наша самая близкая подруга. Зовут её Сандра.
Твоя задача – выполнить все её желания. Чтоб ей… И, следовательно, и нам, её друзьям, было приятно. И если желания окажутся… выполненными плохо, или Сандра на твоё поведение пусть даже не пожалуется – а хотя бы окажется не удовлетворена полностью…
Остальное сам додумаешь. Самый смелый твой кошмар я могу легко воплотить в…
Задача ясна?
– Т-так точно, господин майор!
– Приступить!
Ленайна не могла не заметить завистливо-грустного взора Людмилы, когда Сандра увела призового жеребца в спальню. Однако астенозная миома матки – не шуточки. Никакого секса! Но в отношении Людмилы у неё тоже имелись определённые планы. А пока…
– Идём-ка за стол. Продолжим нашу «оргию»! – она чуть приобняла замершую посреди комнаты женщину.
– Это тебе Сандра сказала о… – Людмила закусила губу и кинула взгляд вниз, на свою…
– Да. Завтра займёмся. Мы, танкисты, своих в беде не бросаем!
Утром они отвезли Людмилу в столицу. Ленайна лично переговорила с Директором Первого флотского Госпиталя. Оплатила счёт.
Людмила, уводимая вежливо-безликой медсестрой в глубину казавшегося бесконечным, сине-белого больничного коридора, откуда наносило запахом спирта и какого-то антибиотика, смотрела на них так, словно прощалась навек…
Кто его знает – может так оно и будет. Экипажи танков, согласно статистике…
Двадцать семь рейдов.
Она, сглотнув вязкую слюну, постаралась взять себя в руки: Линда же чует.
Всё чует!..
Её шёпот вынужденно громко звучал в темноте – чтобы перекрыть храп Миши:
– Ты что, и правда, хочешь жить вечно?
– Нет. Нет. Думаешь я не знаю, что на самом деле ты хочешь просто вечно сохранять нашу любовь… А это – невозможно… – в голосе Линды звучали слёзы, – И ты, и я… Мы обе знаем, что проклятые психологи дают таким парам, как мы, максимум двадцать-тридцать лет. Чёртовой «гармонии». И взаимопонимания.
Потом, когда происходит перестройка организма… Физический климакс. Психологический климакс… Старые эмоциональные связи ослабевают и рвутся! Зачастую – с кровью. Я… – Линда сглотнула, – Не смогу выдержать, когда ты меня разлюбишь.
Боже! Это так не похоже на никогда не поддающуюся тоске и ужасам войны, и никогда не выражавшую столь бесхитростно свои эмоции, танкистку! Неужели это посещение столь изменившейся, и – не к лучшему! – родины так повлияло?!
