Ознакомительная версия.
Словом, он выглядел именно так, как положено профессиональному бретеру, кормящемуся с обычая решать вопросы так называемой «чести» с помощью остро заточенной железной палки.
- Нам надо немедленно остановиться, -говорил я ему. — И тогда все может обойтись.
— Но почему? Зачем?
— От вашей шпаги гибнут разные люди, — отвечал я. — Смерть одних никого не огорчит. А гибель других может стать тяжелейшим ударом для человечества.
- Ну что ж, - сказал фехтовальщик, — я согласен, что достойные люди иногда гибнут от моей шпаги. Но их убиваю не я. Их убивает судьба.
— Значит, если кто-нибудь решится убить вас самого, вы тоже спишете все на судьбу?
— Не обещаю, — засмеялся фехтовальщик. - Я не буду ничего списывать, я буду яростно защищаться. И попробую для начала убить такого человека сам. Любым способом.
- Но это нелогично. Если вы считаете...
- Сударь, — перебил меня фехтовальщик, — меня кормит не логика, а сноровка. Если оставаться в живых нелогично, то я возьму на свою душу этот страшный грех... перед Аристотелем или кем там еще...
Удивительно, он слышал про Аристотеля. Я открыл рот для ответа, но меня схватила за рукав высунувшаяся из придорожных кустов рука. Я остановился, а фехтовальщик, тут же забыв про меня, пошел дальше.
- Не оглядывайся, - сказал чей-то голос. -Только слушай и смотри.
Я увидел впереди поляну. На ней ждали люди. Я узнал Франца-Антона - он был в черном и выглядел мрачно и торжественно, словно великим фехтовальщиком был он сам. Рядом стояло несколько господ, наряженных по моде позднего восемнадцатого века. Один из них, в лиловом камзоле, был в бархатной полумаске — и я понял, что это Павел.
- Я буду учить тебя обращению с Флюидом, — сказал голос за моей спиной. — Сегодня я сообщу тебе два правила... Смотри внимательно, перед тобой стоят два величайших мастера Флюида в истории - Павел Алхимик и Франц-Антон. Лучше них не было и нет никого. Знаешь, в чем их сходство?
- В чем?
- Никто из них не понимает, что такое Флюид, - сказал голос и засмеялся. - И не пытается понять. Именно в этом секрет. Они знают Флюид только через то, что тот позволяет им с собой делать. Если ты хочешь, чтобы Флюид разрешил тебе управлять собой, уподобься им. Даже не пытайся понять, с чем имеешь дело. Это первое правило...
Я слушал не слишком внимательно - мне было интереснее происходящее на поляне. Павел о чем-то говорил с фехтовальщиком; тот отвечал коротко и надменно, с улыбкой.
Наверно, он говорил Павлу то же, что и мне минуту назад.
- Второе правило такое, - продолжал голос. - Приказывая Флюиду, сохраняй почтительную дистанцию... Представь, как чувствует себя низкородный любовник королевы. Он должен соединять в своих действиях крайнюю учтивость с известной решительностью, без чего любовником стать невозможно, ха-ха-ха... Обращайся с Флюидом так же. Это все, что я хотел тебе сегодня сказать.
Я все глядел на поляну.
Франц-Антон вынул шпагу и встал в безупречную фехтовальную позицию. Бретер выглядел рядом с ним как-то неуклюже - достав из ножен свое оружие, он опустил острие к земле, словно раздумав драться. В позе его тоже не было ничего «фехтовального». Секундант изящно, как дирижер, взмахнул руками, предлагая начинать...
И тут меня разбудил стук в дверь.
В иллюминаторе горело уже склоняющееся солнце, но жарко в каюте не было. Мы летели над пустыней по направлению к гряде гор.
Я спал, похоже, очень долго - но теперь чувствовал себя свежим и полным сил.
- Выходи, - сказал из-за двери Галилео. -Мы скоро будем на месте.
В моей каюте был крохотный туалетный отсек — и я вполне успешно принял в нем душ. Выйдя из каюты, я оказался в просторной кабине с узкими лавками вдоль стен — наш монгольфьер явно не был рассчитан на перевозку сановников и больше напоминал грузовое судно.
Галилео и невозвращенец Менелай сидели по разные стороны кабины лицом друг к другу. Менелай лениво крутил рукой маленькую молитвенную мельницу.
Я как следует рассмотрел его только сейчас. Кожа на его круглом лице была ровной и гладкой, без единой морщины, а глаза сверкали веселой уверенностью. Если бы не седая щетинка, выступившая на его татуированных буклях за ночь, я мог бы принять его за сверстника.
Я хотел простереться на полу кабины, как принято при встрече с невозвращенцами, но Менелай остановил меня жестом.
- Простираться полагается на земле, -сказал он, - а не в небе.
И сам засмеялся собственной шутке.
— Скажите, вы тот самый Менелай? - спросил я.
— Что значит «тот самый»?
- Это вы прислали мне в подарок гравюру Павла? С башней над морем? Там еще такая большая морская змея...
-Я.
— Какой смысл в этой башне и змее? Что они символизируют?
Менелай нахмурился.
— Я даже не знаю, — сказал он чуть смущенно. — У нас в монастыре хранится доска -с нее эти листы и печатают. Одна из реликвий ордена. Все-таки гравировал сам Павел... Мы делаем для каждого Смотрителя новый оттиск. Очень хороший подарок. Недорого — и, главное, быстро.
Я подумал, что это особенно удобно при частой смене Смотрителей, — но не сказал ничего. Вместо этого я кивнул на мельницу в его руке.
— Отрадно, что вы молитесь за наше благополучие.
— Я не молюсь за благополучие, — ответил Менелай. - В этой местности нет благодати, и я обеспечиваю ею наши моторы.
На моем лице, видимо, проступило недоверие. Менелай перестал крутить свою мельницу и положил ее на сиденье рядом.
Гул винтов сразу стих. А потом горы за окном поехали в сторону: нас стало разворачивать ветром.
— Перестань, — сказал Галилео, - мы так опоздаем.
Менелай взял свою мельницу и опять начал небрежно ее покручивать. Моторы немедленно заработали.
— Если устанете, — сказал я, — буду рад вам помочь.
Галилео засмеялся.
— Ты, Алекс, не сможешь помочь. Менелай летит с нами именно потому, что он невозвращенец. В силу высокой святости он может производить очень много благодати даже такой крохотной мельницей. Его могут заменить сорок девять «возвращающихся однажды» или триста сорок три «вступивших в поток», и каждому будет нужна своя мельница. Сколько нужно таких, как мы с тобой, я не знаю. Но подозреваю, что это будет число со многими нулями.
— А почему здесь нет благодати? - спросил я.
— Запретная зона, - ответил Галилео. -Здесь нет ни одного ветряка, ни одного водного колеса или флага с мантрами. Сюда никто не может приехать с помощью благодати. А дойти пешком будет трудновато.
— Понятно, — сказал я. — Невозвращенец Менелай - наш мотор.
— Невозвращенец Менелай — специалист по управлению Флюидом, — сказал Галилео. —
Ознакомительная версия.
