– Примерно так.
Руденко сплюнул под ноги на пожелтевшие листья, присел на корточки и, прищурившись, посмотрел на закат.
– Ты вот что, Садовников, ты теперь тоже не отставай и прояви ответную инициативу. Выучи что-нибудь про асбестоцемент или про гипсокартон и при возможности попробуй еще раз разговорить Апокова на строительные темы. Если беседа опять повернется в сторону моей персоны и обстановки в моей квартире, отвечай охотно. Скажи, дескать, что начал меня навещать, и какую-нибудь дезу про мой быт наговори. Спровоцируй его фантазию. Хочу посмотреть на ход апоковской мысли. Кустодиевской «Купчихи» я специально вешать не стану, а вот про унитаз можешь смело сказать, что он у меня медный. Скажи, что я пантеру завел, женился на негритянке, а мясо полюбил сырое. Впрочем, не мне тебя учить, кто из нас сценарист – я или ты?… Ладно, пойдем. Уже темнеет. А нам далеко возвращаться. Не люблю издалека возвращаться…
Вернувшись домой, друзья обнаружили, что в квартире в их отсутствие кто-то устроил настоящий обыск.
Еще при подходе к дому Роман почувствовал недоброе. Он обратил внимание на то, что в обеих комнатах – маленькой и гостиной – горел свет, хотя вроде бы они его сегодня вообще не включали. Перед уходом на улице было светло и в электрическом освещении не было нужды.
– Смотри! Свет горит. Ты его не зажигал, не помнишь?
– Нет. А может, у тебя гости?
– Откуда?
Странным оказалось и то, что дверь была закрыта только на один верхний английский замок, в то время как, отправляясь даже в ближайший магазин, Роман всегда запирал двери на оба замка и на все обороты. Еще бы – в квартире хранилось оружие.
С тревогой поглядывая друг на друга, друзья вошли в квартиру, и Роман, не снимая обуви, сразу же прошел в большую комнату.
– Ну ничего себе! Серый, иди сюда! Посмотри…
Никогда еще Садовникову не приходилось бывать в квартирах, где только что устроили обыск. В фильмах он такое видел, – понятное дело. Но совсем по-другому это воспринимается, когда обыск произвели почти в родной тебе хате, в которой еще два часа назад был полный порядок (перед уходом Роман даже не поленился помыть полы). Теперь же по полу обеих комнат были разбросаны бумаги. Все ящики из тумбочек и шкафчиков выдвинуты и опустошены. Раскрыт был и платяной шкаф. Одежда, правда, так и оставалась висеть на плечиках, однако все постельное белье кто-то перерыл, словно искал что-то ценное между наволочками и простынями. Пострадали и книги. Их, правда, не унесли, но складывалось такое впечатление, что перебрали и вытряхнули все, какие были.
Руденко зашел в маленькую комнату, потом на кухню. Вернувшись, присел на диван и долго смотрел на пальцы правой руки, пока не убедился, что они престали дрожать после пережитого шокового состояния. Затем еще раз, уже медленно и планомерно, осмотрел обе комнаты и кухню, все закутки и заветные места.
– Странно, – наконец проговорил он, – винтовку не тронули. Вообще ничего из техники не тронули, реактивы не взяли. Даже деньги и документы на месте. А все бумаги, какие есть, разбросали, да так, что не хочется собирать. Смотри, как расслоили подробно! Так… вот это, я вижу, от сценария… это письма… это инструкции. Что же они искали, черт бы их побрал, если не взяли ничего ценного?
– Кто «они»? – Садовников уже обрел способность рассуждать.
– Не знаю, кто «они». Одно уже хорошо, что это были не менты, раз оружие на месте. Сволочи… так все разбросали, что и за два дня теперь не разобраться. Пожалуй, сегодня я и не буду собирать… В конце концов, не я же все это разбрасывал! Завтра соберу. Или послезавтра.
Роман подошел к входной двери и внимательно осмотрел замок.
– Чисто открыли! Профессионально. А ключей от этих замков ни у кого, кроме тебя, не было и быть не должно. Ты не давал никому ключи? Нет?
– Нет. И копий, разумеется, тоже не делал, – вздохнул Садовников.
Всякий человек почувствовал бы себя неловко, даже если он теоретически мог быть причастен к случившемуся. Эту неловкость ощутил Руденко.
– Да ладно, не сердись. Извини, пожалуйста, что я про ключи спросил. Когда такие дела, даже себе не доверяешь. Ладно, будем считать, что ничего страшного не произошло, – попытался взбодриться Роман. – Хотя надо будет иметь в виду, что кому-то от меня что-то понадобилось. И понадобилось из бумаг… Но что?! Никаких секретных документов у меня нет. С иностранной разведкой я не сотрудничаю. Сценарии кому-то нужны? Не похоже. Попроси, я и так дам. Зачем, спрашивается, квартиру захламлять? Документы, слава Богу, не взяли… Даже деньги на месте! Представляешь, Садовников, чисто вошли, все вверх дном перевернули, а денег не взяли. Понимай после этого телезрителей!
– Каких еще телезрителей?
– Каких-каких? Тех, что в мою квартиру залезли, вот каких! Мало того, что лесопарк загадили, они еще и в квартиру залезли. Ну чего так смотришь? Я же тебе говорил, что есть три категории: телезрители, телевизионщики и собственно люди. Вот. Нормальные люди, сам понимаешь, в чужих квартирах погромов не устраивают. Остается кто? Телезрители…
– Или телевизионщики, – добавил Сергей.
– Существенное замечание, – согласился Руденко. – Надо подумать. Да, кстати, насчет телевизионщиков… Иди-ка ты сегодня, пожалуй, к себе домой. Тебе как-никак над рок-оперой надо работать, а здесь, уж извини, слишком творческая обстановка… Да не грусти так, а то Галина Васильевна грустных не любит.
Он еще долго ходил по комнатам, вспоминая вслух про отдельные важные для себя предметы. Но в конце концов находил все то, о чем вспоминал, и постепенно успокаивался, сопровождая очередную находку облегчающей матерной тирадой. Несколько раз подходил к окну и вглядывался в темноту, словно домушники могли затаиться за деревьями, ожидая новой возможности, чтобы забраться в квартиру. В конце концов, громко объявив о своем намерении поменять замки, «да на такие, что ни одна сволочь не откроет», Руденко прилег на диване, чтобы восстановить потраченную нервную энергию. Садовников в это время послушно сидел на стуле, пытаясь строить версии, но так ничего и не высказал вслух.
– Может, тебе помочь убраться?
– Нет.
– Может, милицию вызовем?
– С ума сошел?! Да, вот еще, вспомнил. – Роман поднял с пола какую-то зеленую папку, отряхнул от пыли и вручил ее Сергею. – Смотри, какая красивая папка! Это я вот к чему говорю… Ту, черную, с солнышком в уголке, что я тебе в прошлый раз одолжил, верни при встрече, пожалуйста… Она апоковская и дорога мне как память. Черную вернешь, а вот эту возьми. Раз уж такая инвентаризация случилась в моем доме, то надо бы и в самом деле привести в порядок дела. Начну-ка с малого. На, бери папку! А черную принесешь.