Гриот думал о покрытом ужасными шрамами человеке, которого он нянчил, как… как ту раненую лошадь, чью жизнь он спас.
И Гриота охватывало отчаяние. Ибо генерал Данн, совсем еще недавно сильный здоровый мужчина, превратился в тяжелобольного человека, который сейчас отсыпался, одурманенный маком.
Потом он увидел, что из комнаты Данна вышел Рафф, а за ним — бледный, слабый, неуверенный в собственных силах Данн. Но он, по крайней мере, встал сам.
Он? А кто именно из двоих? Гриот решил, что это настоящий Данн, а не тот загадочный «другой», кем бы он ни был.
Почему Гриот так решил? Откуда у него взялась эта уверенность? А он был абсолютно уверен. Однако в то же время оставались мучительные, разрывающие мозг вопросы, справиться с которыми Гриот был бессилен. Но в его силах заявить: «Это Данн, а не кто-то еще».
Данн сел напротив Гриота, зевнул и произнес:
— Не бойся. Я уже пришел в себя.
(А мог бы сказать: «Другой уже ушел из меня»).
Потом Данн продолжил, но уже совсем иным тоном, искренним и покаянным:
— Прости меня, Гриот.
Неужели он вспомнил, что мог бы убить Гриота, если бы его не остановил Рафф?
— Во-первых, — вдумчиво говорил тем временем Данн, словно отмечая в уме все по пунктам, — во-первых, Гриот, мы должны решить вопрос с твоим званием. Это было глупо — то, что я раньше сказал. — (Опять же, можно было выразиться точнее: «То, что Другой сказал»). — Ты отвечаешь тут за все. Ты все создал. И до сих пор солдаты не знают, как тебя называть.
Гриот сидел в ожидании, страдал — потому что страдал Данн, — смотрел на Данна, который отводил взгляд, потому что у него болели глаза. Гриот видел: свет, падающий сверху, оттуда, где было множество окон, рассыпался на множество ярких лучей. Данн отвернул голову в сторону от сияния и проморгался.
— А ведь у Шабиса я был генералом-стажером… Ты знал это, Гриот? Я и все остальные, кто пришел в армию после Шабиса, — мы все выросли под его началом, мы все были генералами-стажерами. Но называли нас просто генералами.
— Да, я знаю, — негромко сказал Гриот.
— Ну, так как насчет звания, Гриот? Положим, я — генерал Данн, раз ты так утверждаешь, но тогда ты тоже должен быть генералом. Генерал Гриот.
— Я бы предпочел быть капитаном, — сказал Гриот, вспоминая юного красавца капитана Данна, который до сих пор оставался для него идеалом.
— Тогда надо будет проследить, чтобы у нас никто не поднимался выше капитана, — заметил Данн полушутливо. — Мы ведь сами придумали и создали эту армию, так ведь, Гриот? Значит, мы и будем устанавливать правила. Генерал Данн и капитан Гриот. Почему бы и нет? — И он тихо рассмеялся, глядя на собеседника через завесу яркого света слезящимися глазами. Он хотел, чтобы Гриот смеялся вместе с ним. В этом было что-то трогательное и робкое, и Гриоту вдруг захотелось обойти вокруг стола, поднять Данна на руки и отнести его обратно в постель. Данн дрожал. У него тряслись руки.
— Я собираюсь выступить перед солдатами, — заявил он, и Гриот явственно представил, как в мозгу Данна был вычеркнут очередной пункт. Так, и это он тоже сказал.
— Да, я думаю, это будет полезно, — согласился Гриот. — А то все волнуются.
— Да. И чем раньше я это сделаю, тем лучше. И еще: нам нужно будет поговорить о Центре… Нет-нет, не бойся, я не собираюсь его сжигать. Хотя, откровенно говоря, ему туда и дорога. — Данн поднял голову и чихнул, как мог бы чихнуть Рафф, и пес на самом деле чихнул, вслед за хозяином.
Гриот позволил запаху Центра, который он по привычке игнорировал, войти в его сознание, и наморщил нос, так же как делал Данн. Запах серости и гнилости, а теперь в нем был еще и привкус гари.
— Данн, я тут узнал кое-что о Центре, и тебе, наверное, тоже будет…
Но Данн отмахнулся, не желая развивать эту тему.
— Собери солдат, — велел он.
Гриот пошел к двери, на ходу оглядываясь: Данн мигал от непривычно яркого света. Ничего, солнце уже скоро сядет. Снежный пес положил морду на колени Данну, и тот гладил его.
— Рафф, — приговаривал он с чувством, — ты мой друг, Рафф. Да, ты мой верный друг.
«А я нет, — подумал Гриот. — Я ему не друг».
Вскоре тысяча солдат встали по стойке «вольно» на площадке, называвшейся в лагере плац или просто площадь, — между основными зданиями Центра и лагерем, состоявшим из хижин и складов. Вообще-то, маловато места для разросшегося воинства, но расширять площадь было некуда.
С одной стороны лагеря тянулись обрывистые берега Срединного моря, а с другой начинались болота. Лагерь мог расти только в одну сторону, вдоль побережья Срединного моря, и он рос, причем очень быстро. Северные строения Центра погружались в топкие трясины. Между ними и обрывом шли дороги, по которым в лагерь доставляли зерно с полей, скот с пастбищ, а также улов с моря.
Данн стоял в непринужденной позе, на нем была просторная рубаха, в которой он спал — нет, жил последнее время. Рядом с ним сидел Рафф. Его голова доходила Данну до груди. Напротив Раффа выстроилась целая фаланга снежных псов, каждый в сопровождении прикрепленного к нему солдата. Шкуры всех животных были безупречно белыми и даже поблескивали. Сзади за собаками стояли солдаты. Кого среди них только не было! Большинство, правда, составляли коренастые, крепкие, сильные люди, вероятно торы или их сородичи. Но и харабов было много — высоких и тонких, а также потомков от смешанных браков. Люди приходили в Центр со всего побережья в поисках пристанища, бросив разоренные войнами хозяйства и дома. Из общей массы выделялись своей очень черной и блестящей кожей уроженцы речных городов (даже с такого далекого юга приходили беженцы), а еще в армии было создано небольшое подразделение альбов, с белой кожей, как у Леты или вроде этого. Волосы у солдат тоже были самых разных оттенков, в том числе и такие же светлые, как у Леты. Да, волосы: всевозможных цветов, различной длины, от длинных и черных, как у Данна, до тугих темных кудряшек у жителей Речных городов, до каштановых и рыжих у выходцев с востока. Одежда тоже была самой разнообразной. Часть солдат все еще носили те лохмотья, в которых прибыли в Центр. Гриот, как ни бился, не мог достать для всех своих подопечных одежду, хоть какую, не говоря уже об одинаковой для всех, которая стала бы чем-то вроде формы. Отчаявшись, он купил в Тундре рулоны ткани, сотканной из овечьей шерсти, выкрасил ее в красный цвет и нарезал на куски. Теперь каждый солдат в его армии поверх своей одежды (какой бы она ни была) повязывал через плечо красное шерстяное одеяло. В вечно сыром и холодном климате болот оно было нужно почти каждый день. А главное, без этой красной перевязи солдаты не чувствовали бы своей принадлежности к армии и Центру. Отбрось одеяло, и солдат тут же превратится в бродягу.
