— Видела? — удивлённо воскликнула шатенка, — И как он выглядит?
— Это она, а не он. Девушка, рыжая такая. И она мне послание оставила.
— Послание? — подружки рассказчицы едва не обомлели от восторга.
— Скинешь мне? — сразу нашлась блондинка. Её без того большие глаза расширились ещё больше.
— И мне, — тут же подхватила шатенка, но брюнетка отрицательно качнула головой:
— Не могу. У меня его нет.
— Как нет? Ты что, удалила послание? Зачем? — вспыхнула эмоциональная блондинка, — Хотя бы в архиве где-то сохранила.
— Не могла, — парировала рассказчица, и пояснила, — Она же не электронное сообщение мне прислала, а листок бумаги дала. Сказала, чтобы я никому о нём не говорила. Особенно взрослым.
— И где сейчас этот листок? — спросила шатенка, — Дома?
Брюнетка в ответ вновь отрицательно покачала головой:
— Я его сожгла.
— Ты что, дура? — мгновенно отреагировала блондинка.
— Она меня попросила. Сказала, что никто и никогда не должен его видеть.
— Ну ты хоть помнишь про что там? — снова вмешалась шатенка.
Брюнетка кивнула:
— Конечно. Наизусть. Я его выучила, а потом только сожгла.
— Тогда рассказывай, — подружки отвернулись от моря и сели напротив рассказчицы. Она же в свою очередь наоборот сосредоточила взгляд на волнах и начала говорить.
«Здравствуй, маленький незнакомец. Я не знаю, кто ты, и стоит ли тебе доверять, но у меня нет выбора. Надеюсь, я не ошибусь. Ты меня тоже не знаешь, но у тебя есть выбор — доверять ли мне.
Я — участник организованного сопротивления. Это мы пытались открыть правду о преступлениях государства против своего же народа. Мы знали о датчиках, которые находились в голове каждого взрослого человека, и пытались бороться с этим. Сегодняшний день — грандиозный результат нашей работы. Ты ведь сейчас здесь, и должен видеть масштаб протеста. Практически каждый хочет избавиться от своего датчика. Вот она — победа.
Я тоже так считала. Но кое-что произошло. Открылась ещё одна брешь в обороне. У нас появилась возможность ударить по Сканеру изнутри. Победа уже даже была не вблизи, а буквально прыгала в руки. Это прекрасно. Но слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Я задумалась над чередой наших успехов и поражений, и внезапно поняла, что куда бы мы не пытались пробиться — у нас довольно часто это получалось.
Как я узнала о датчике? Его взломали, чтобы связаться со мной. Я видела сообщения, адресованые мне, хотя на мне не было виджа. Позже мне сделали операцию по извлечению этого датчика, и я влилась в ряды этого самого сопротивления.
Мы регулярно работали над поиском новых потенциальных повстанцев, пытаясь опередить спецслужбы. Но увы. Я наткнулась на агента, который прикидывался повстанцем. Мне чудом удалось сбежать от него. Позже оказалось, что камеры растыканы не только на улице, но и на каждом этаже каждого дома. И он имел доступ к каждой из них. Но при этом не смог найти меня. Почему? Кто-то поменял камеры местами, посеяв хаос в системе видеонаблюдения. При чём со слов того же агента это произошло по всему городу. Сотни тысяч камер. И при этом никто ничего не заметил.
Следом мы взломали видж этого агента, и вдруг обнаружили список местных агентов Службы Поддержания Порядка. Мы решили обезвредить столько из них, сколько удастся, захватив в плен. И перешли на новый виток противостояния. Нас стали зажимать в угол, вынуждая действовать всё отчаяннее. И мы действовали, пытаясь перехитрить систему, сжимающую свои щупальца на горле нашего движения.
И нам это удалось. Восстание состоялось. Казалось бы, куда больше? Оказывается, можно. Помимо того, что появилась возможность обезвредить Сканер, так ещё и струсившее правительство разрешает каждому желающему избавиться от датчика.
Всё, счастливый конец.
Но о чём я подумала в этот момент — так это о том, что меня не оперировали до того, как извлекали датчик. Сканер делает не самую простую операцию за какие-то пару секунд? И почему раньше это не казалось мне чушью.
Всё сопротивление само по себе — спецоперация. Нам дали действовать, но дали ложные ориентиры. Разыграли борьбу, а на самом деле целью было не потушить пожар протеста, а раздуть его.
Сканер сам по себе практически безобиден. Думаю, он накладывает некую плёнку поверх роговицы глаза, которая и показывает сообщения при якобы взломе „датчика“. Она недолговечна, поэтому процедуру сканирования и назвали переписью — чтобы проводить её не реже раза в год. Но этого было мало. Нужен был более надёжный контроль над теми, кто будет противиться такой системе. И его придумали.
Нас заставили поверить в существование датчиков, и мы, пытаясь избавиться от них, на самом деле работали над их внедрением. Даже убитых снайперами во время последней „переписи“ мы приняли за жертв, пострадавших от этих датчиков.
Я пыталась однажды разобраться, как работает хирургическая установка, но это было невозможно. Алгоритмы работы, исходные коды программы — всё закрыто не то что для редактирования, но и для просмотра. Я, конечно, не медик, и сперва решила, что это к лучшему. Не будет подделок, ошибки в которых могу привести к летальному исходу. Но только сейчас мне пришло в голову, что ничего не мешает автору программы использовать прибор в своих личных целях. Например, повесить ярлычок „извлечь датчик“ на функцию „вшить датчик“. Нечто подобное, я уверена, и произошло. Программу написали для нужд правительства, а нас убедили в обратном.
Возможно, я и ошибаюсь, но не верю, что власть настолько труслива, чтобы отступить от подобных способов контроля. И поэтому разрешение на „избавление от датчиков“ для меня звучит как доказательство моей версии.
Я не знаю, сколько существует подобных установок, но постараюсь уничтожить хотя бы одну, о которой знаю.
Я выбрала тебя потому, что ты ещё наверняка не проходил процедуру „переписи“. Хочу лишь предупредить о том, что ждёт тебя в будущем. Возможно, это поможет принять ряд правильных решений.
Мне жаль взваливать на тебя эту ношу. Ношу знания, выбора, и, вероятно, борьбы. Мне жаль, что в далёком прошлом, когда власть не имела такого тотального контроля над всем, взрослые не боролись за вас. За ваше будущее. Они взвалили эту борьбу на вас. На детей. Мне очень жаль. Но я верю в вашу будущую победу. И искренне желаю вам счастья.»
Девочка замолчала. Её подружки, почувствовав себя причастными к великой тайне, тоже не говорили ни слова. Они снова повернулись лицом к морю и думали о будущем.
Лето, 2015
