даже не настоящее. Должен признаться, что книг о будущем нет, на самом деле, не существует, есть книги о настоящем, перенесённым якобы в будущее, но самого будущего никто видеть и знать не хочет.
– Почему, смотри какое оно прекрасное, неужели это и есть наше будущее, как ты говоришь, но по правде сказать оно слишком похоже на настоящее, это действительно так!
– Ты сейчас, даже не осознавая этого, сделал большое для себя открытие, я всё больше убеждаюсь в правоте Георгия – ты не так прост, как кажешься на первый взгляд.
Владимир подошёл к одному небольшому шкафу, стоящему под лестницей, ведущей на балкон, достал из кармана своего балахона небольшой ключ и открыл его. В шкафу лежало на двух полках всего несколько книг, взяв одну из них он протянул её восьмому.
– Сейчас, открыв её, ты сделаешь первый свой шаг в будущее, запомни этот момент навсегда, как драгоценную минуту в твоей жизни, она может быть, как первой, так и последней.
Восьмой взял книгу с большим трепетом, руки дрожали, от волнения во рту пересохло. Он сейчас узнает своё имя, в это не верилось, но надежда, которая все годы теплилась в нём, может быть, сейчас раскроется. Он открыл книгу, вместо страниц с текстом на экране что– то серое мельтешило, какие-то отдельные кадры комнаты…, вдруг восьмой, неожиданно, оказался внутри книги, он сидит на руках у мамы, ему было года два или три, она несёт его на руках, он обнимает её за шею, а она целует его и смеётся…, – это он всё помнил.
– Смотри, Олежка, папа пришёл, пойдём скорее его встречать.
Навстречу от дверей шёл улыбающийся отец, подойдя к ним, он взял к себе на руки Олега и говорил, что–то маме, а та смеялась, он начал подбрасывать его на руках и ловить, у Олега в полёте захватывало дыхание и он заливался от смеха и радости….
Олег захлопнул книгу, ноги подгибались, он весь дрожал и просто упал на стоящий рядом диван, слезы душили его, он не мог совладать с нахлынувшей на него лавиной чувств горя, одиночества и такой тоски по чему-то несбывшемуся – безграничной и невосполнимой потери в его жизни.
– Ничего, успокойся, будущее постигается именно так, тебе придётся с этим смириться.
– Почему их нет, за что, что мы такого совершили? Были наказаны? Кем?
– Ничего вы не совершали, они погибли в аварии, это случайность, а ты выжил, тебя взяли чужие незнакомые люди, а так как никто не знал, как тебя зовут и откуда ты, вот и записали, что ты незаконнорождённый.
– Ты хочешь сказать, что их просто убили, потому и я, как нечто запрещённое…, да?
Владимир молчал, только посматривал украдкой на Олега. Тот уже успокоился и стал как прежде собранным, угрюмым, как сжатая в напряжении пружина.
– Пойдём, посидим на террасе, выпьем кофе и подумаем кое о чём.
Они прошли на террасу, сели в кресла и сидели довольно долго, смотрели на море, пили кофе и молчали.
– Ты тогда пришёл к выводу, в беседе с Георгием, что мудрец не умирать готов, а жить много раз, чтобы познать сущность человека, правильно я понял тебя?
– Правильно.
– И вы тогда пришли к выводу, что между смертью и жизнью нет разницы, а между ними только что-то вроде завесы, которую переходят, но с потерей памяти, верно?
– Верно.
– Зачем ты строил дорогу? Я задавал тебе уже этот вопрос, что тебя толкало идти до конца?
– Не знаю и понять до сих пор не могу. Наверное, неизбежность, я это понял в то первое наше утро, когда кто-то сказал, что у него есть вопрос, он тут же упал, корчась в мучениях. Потом Георгий сказал, что больше всего я боюсь мучений, потому, наверное, и строил – от страха…, ведь за каждый промах наказание было неизбежным…, отказаться невозможно.
– Но ты же не умер, как хотел…, не ушёл, а остался, на что ты рассчитывал?
– Я спросил у мудреца, он мне дал ответ, потом я просто действовал, и считаю, что правильно поступил.
– О чём ты размышлял, прежде чем выбрал дверь, в которую войти в Храме?
– Я смотрел на следы, которые расходились от входа, и когда я увидел, что только один след идёт в сторону двери и не возвращается я принял решение. Это не был след босых ног и сандалий, которые я видел на ногах Смотрителей. Потом я увидел такой след от обуви на ногах Хранителя, с которым мы беседовали.
– Ты искал путь, с которого не возвращаются, да?
– Да, другое не имело смысла. Если выбрал цель, то о возвращении нужно забыть, иначе зачем она? Но у меня нет цели, потому у меня нет и жизни, я просто взял за основу то, что дал мне Георгий, указав направление дороги, он махнул рукой и сказал: восстанавливай дорогу, и я её восстанавливал, до последнего.
– Тебя до последнего держала вера Георгию, что это твой путь, почему?
– Его взгляд, в первый день! Взгляд полный ненависти и презрения…, но, на самом деле, это был мой взгляд, отражённый в нём, как в зеркале, я впервые увидел себя, полного ненависти и злобы к несправедливости этого мира… – я его ненавидел. А он нет! Мудрец тоже принимал этот мир таким, какой он есть, и я стал держаться за тот взгляд Георгия, который я всего лишь мгновение, но видел, как за путеводной звездой, как мореплаватель ориентируется, управляя кораблём в безграничном море, на Полярную звезду.
– В начале вас было тридцати человек, в конце ты остался один, ты хоть раз взглянул на тех, кто был рядом с тобой, хоть с одним из них ты познакомился или поговорил?
– Нет, они меня совсем не интересовали, не знаю почему, как будто их и не было.
– Я неспроста задаю тебе все эти вопросы, потому что то, что ты сейчас услышишь, ты будешь использовать в дальнейшем, как некий эталон своих намерений и поступков.
– Ты хочешь сказать, что это были не просто люди, а чем-то особенные? Для меня?
– Это был Ты!
– Что значит, Я?
– Это был ты, в разных своих жизнях, но из всех их выбраны были только те, где твоя жизнь оборвалась трагически. Они все пришли для того, чтобы помочь тебе, то есть себе, тем самым закончить свою оборванную жизнь – естественно.
– И все эти, казалось бы, жестокие удары Георгия, были, значит, исправлениями тех трагических моих смертей? Он выравнивал и продолжал мой путь, который когда-то прекратился…, оборвался…,
