звезде, имеет планковское распределение с температурой около восьми тысяч кельвинов.
Звезда спектрального класса А7 – А9, втрое более массивная, раз в пятьдесят более яркая и намного более молодая, чем Солнце.
Этой звезды не могло здесь быть. Этого темного тела нет, не было и не могло быть в Солнечной системе.
Что не так?
Захотелось пить. Алексей вернулся в кресло, вытянул питьевую трубочку, выбрал яблочный сок, показавшийся слишком сладким, хотя и был разбавлен до приятной консистенции. Передвинул трубочку в положение «вода», пил долго, с удовольствием, а потом заснул.
На самой границе сна, теряя себя и не сумев запомнить, Алексей понял, почему здешнее солнце не проявляет себя в Солнечной системе. Решение оказалось примитивно простым, но…
Он спал.
Гордон проснулся и оглядел верхний ряд приборов. Все штатно. Чувствовал он себя прекрасно: потянулся, поднялся. Почему не пристегнут? Кто был сейчас? Алекс. Понятно, он часто не пристегивается, сидя в кресле – то ли забывает, то ли не считает нужным. Мелкое, по его мнению, нарушение, никто до сих пор не сделал ему замечания.
Планета ушла вниз, корабль медленно вращался вдоль оси, в носовом иллюминаторе висело солнце – звезда, если прав Алекс (а он, конечно, прав, Гордон и не думал сомневаться), более массивная и горячая, чем Солнце. И если принять, что размер звезды соответствует спектральному классу, то по величине углового диаметра (странно, что Алекс не проделал это элементарное вычисление) расстояние до светила получается примерно три миллиарда километров, почти двадцать астрономических единиц, на таком расстоянии от Солнца в «нашей» вселенной находится Уран.
Еще один простенький расчет, которым Алекс – странно – не стал себя утруждать: Энигма расположена в «поясе жизни». Рыжая, покрытая веснушками, планета.
Захотелось есть, Гордон съел пару кексов, запил апельсиновым соком и подумал, что через несколько месяцев припасы закончатся.
Впервые осознал – ясно, четко, – что не вернется домой. Какая орбита выведет «Нику» в родную Вселенную?
Почему-то эта мысль не вызвала никаких эмоций. Много лет назад десятилетний Чарли Гордон, прочитав первый в своей жизни фантастический роман, навзрыд плакал над судьбой астронавта, оставшегося на далекой планете. Один! Посреди безжизненного мира! Навсегда! Без любимой сестры, без старшего брата. И отец не придет на помощь, и мама не обнимет, и он не сможет прижаться к ее груди…
Все перемешалось в его детском сознании – может, потому и эмоции, вызванные всего лишь чтением всего лишь книги, каких он уже немало перечитал, научившись складывать буквы в слова, оказались такими бурными.
Сейчас он всего лишь констатировать всего лишь очевидный факт.
И только после этого, будто поставив памятник самому себе, подумал: «Эйлис!»
И сразу: «Алекс!» И следом: «Эйлис, как ты могла…»
Кровь прилила к щекам, к голове – так он почувствовал. И услышал собственный голос: «Чарли, милый, ты вернулся…»
Память будто взорвалась – все, что происходило несколько часов назад в Центре имени Джонсона, вспомнилось мгновенно, от первого до последнего слова, от первого до последнего действия, время памяти сжалось пружиной и распрямилось, сметая все.
– Эйлис! – Гордон не понимал, что кричит, и крик записывается в бортовой дневник, одинокий голос человека.
– Эйлис, как ты, где…
Он стоял у окна и смотрел на сад внизу, это был пятый или шестой этаж, сад показался знакомым, и здание напротив, за деревьями: тренировочный корпус, где он провел две недели перед стартом.
Институт мозга. Вотчина Штрауса. Гордон никогда прежде не поднимался на пятый этаж, а на первом бывал много раз – в поликлинике, где ему измеряли давление, брали анализы – перед тренировками и после них. Штраус сопровождал его. Штраус…
Гордон обернулся и осмотрел комнату. Эйлис не стала бы этого делать – она уже насмотрелась и наплакалась, а он этой комнаты еще не видел: диван светло-сиреневого цвета, круглый столик, мягкое кресло, все компактное, удобное.
Дверь. Гордон повернул ручку, подергал. Конечно, заперто.
Эйлис наверняка помнила, что было потом, когда он уснул, вернулся на «Нику». Эйлис помнила, а он – нет. У каждого сознания была своя память.
Кто-то подошел к двери снаружи – легкие, прерывистые, будто стаккато, шаги. Ручка повернулась, Гордон сделал шаг назад, ожидая, что войдет Штраус.
Штраус вошел. Закрыл за собой дверь, прислонился спиной и долго изучающе смотрел, будто видел Эйлис впервые. Смотрел и молчал. И Эйлис молчала. Гордон хотел, чтобы Штраус задал вопрос, который показал бы, что психолог понимает происходящее – так, как должен и может понимать специалист. Не по квантовой физике, конечно, а по диссоциативному расстройству идентичности.
Штраус не подкачал.
– Доктор Панягин, это вы?
С чего он взял? Какие особенности в позе Эйлис, в ее взгляде, повороте головы могли привести Штрауса к такому выводу? Во всяком случае, он ошибся.
– Я Гордон.
Штраус кивнул, будто сменил реальность в собственном мозгу.
– Здравствуйте, Гордон. Да вы садитесь. Вон туда, в кресло. Хотите на диван? Ради Бога. Тогда я в кресло – не возражаете?
Он присматривался. Он очень тщательно присматривался. Движения, жесты. Профессионал – его интересовали поведенческие реакции. Если в множественной личности доминирует мужское сознание, а тело-носитель женщина – как она двигается, как садится, как…
– Мне нужно выйти.
– Конечно, миссис… Налево по…
– Мне нужно выйти. Уйти.
На лице Штрауса ничего не отразилось, лишь чуть дрогнули уголки губ.
– Вы не имеете права меня задерживать, верно? – Гордон усилил давление. В отличие от Эйлис, перепугавшейся настолько, что позволила Штраусу привести ее сюда и запереть, Гордон хорошо разбирался в правах – собственных и любого гражданина Соединенных Штатов.
– Я вас не задерживаю, миссис… э… Гордон. Я просто хотел поговорить.
– Прекрасно. Поговорили. Я просил вас о встрече со специалистами по квантовым теориям. Вместо этого вы привели меня в Институт и заперли в комнате. Это покушение на права личности.
– Гордон, послушайте, – запротестовал Штраус. – Вы же ничего не понимаете в квантовой физике.
Он сделал паузу, предполагая, видимо, что характер Эйлис проявится, и можно будет сделать какие-то выводы – с точки зрения психиатрии, конечно.
– Я знаю, что вы хотите сказать, Штраус. Корабль, к сожалению, полностью разрушился, будучи захвачен черной дырой. Гордон погиб.
– Вы верно описываете ситуацию, – вздохнул Штраус. – И вы слишком взволнованны, чтобы…
– Послушайте, – устало произнес Гордон. – Мы ходим по кругу. Вы уверены, что известие о моей гибели вызвало у Эйлис психическую реакцию: проявление расстройства
