"Машина так проста, что даже собака может управлять ею, — подумал Рендер. Лучше спуститься, пока не явился ремонтный крейсер. Машина уже, наверное, отрапортовала, что стоит здесь. А может, и нет. Может, несколько минут еще есть в запасе".
Он кинул взгляд на огромные часы.
— Ладно, Зиг, поехали.
Они опустились в лифте на первый этаж, вышли через главный вход и поспешили к машине.
Мотор все еще работал вхолостую.
Рендер открыл пассажирскую дверцу, и Зигмунд прыгнул внутрь. Рендер втиснулся на сиденье водителя, но собака уже набирала лапой координаты и адрес.
"Похоже, я выбрал не то сиденье", — подумал Рендер. Он закурил, а машина уже неслась в подземном проходе. Выйдя из туннеля, машина на мгновение замерла, а затем влилась в поток движения. Собака направила ее на скоростную полосу.
— Ох, — сказал пес. — Ох.
Рендеру захотелось погладить его по голове, но, взглянув, он увидел оскаленные зубы и решил отказаться от этого намерения.
— Когда она начала вести себя необычно? — спросил он.
— Пришла домой с работы. Не ела. Не отвечала, когда я говорил. Просто сидела.
— Раньше такое бывало?
— Нет.
"Что могло стрястись? Может, просто был тяжелый день? В конце концов, Зигмунд всего лишь собака, как ему определить? Нет. Он бы знал. Но что же тогда?"
— А как было вчера и сегодня утром, когда она уходила из дому?
— Как всегда.
Рендер попытался еще раз позвонить ей, но ответа по-прежнему не было.
— Ты сделал это, — сказала собака.
— Что ты хочешь сказать?
— Глаза. Зрение. Ты. Машина. Плохо.
— Нет, — сказал Рендер.
— Да. — Собака снова повернулась к нему. — Ты хочешь делать ей хорошо?
— Конечно.
Зигмунд снова уставился вдаль.
Рендер чувствовал себя физически собранным, но мысль почти не работала. Он вяло пытался понять, что именно не так пошло с самого первого сеанса. В Эйлин Шаллот было что-то, нарушающее порядок: комбинация высокого интеллекта и беспомощности, решительности и уязвимости, чувствительности и горечи.
"Не находил ли я это особо привлекательным? Нет. Просто это обратная передача, черт ее возьми!"
— От тебя пахнет испугом, — сказала собака.
— Тогда раскрась меня в испуг, — сказал Рендер, — и переверни страницу.
Серией поворотов они замедлили ход, снова перешли на быстрый, опять на медленный. Наконец, машина поехала по узкой части дороги, свернула на боковую улицу, проехала еще с полмили, негромко щелкнула чем-то на стоянке позади высокого кирпичного жилого дома. Щелчок, видимо, означал переключение на отдельную следящую систему, которая включилась, когда монитор отпустил машину, потому что та проползла через стоянку, вошла в свое прозрачное стойло и остановилась. Рендер выключил зажигание.
Зигмунд уже открыл дверцу. Рендер прошел за ним в здание, и они поднялись в лифте на пятидесятый этаж. Затем собака прошла по коридору и нажала носом пластинку на двери. Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Собака распахнула ее плечом и вошла. Рендер вошел следом и закрыл за собой дверь.
Комната была большая, стены выглядели симпатично и без всяких украшений, окраска их была приятной. Один угол занимала большая библиотека аудиозаписей; рядом стоял устрашающего вида комбинированный радиоприемник. Перед окном большой кривоногий стол, вдоль правой стены — низкая софа; рядом с ней закрытая дверь; сводчатый проход, по-видимому, вел в другие комнаты. Эйлин сидела в мягком кресле в дальнем углу у окна. Зигмунд встал возле кресла.
Рендер перешел комнату и достал из портсигара сигарету. Щелкнув зажигалкой, он держал пламя, пока Эйлин не повернула в его сторону голову.
— Сигарету? — спросил он.
— Чарльз?
— Да.
— Спасибо, да. Пожалуй, закурю. — Она протянула руку, приняла сигарету и поднесла к губам. — Спасибо. А что вы здесь делаете?
— Общественный вызов. Так случилось, что я был по соседству.
— Я не слышала ни звонка, ни стука.
— Может, вы задремали. Мне открыл Зигмунд.
— Да, возможно, что задремала. Который час?
— Почти половина пятого.
— Значит, я дома больше двух часов… Видимо, очень устала…
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. Чашку кофе?
— Не откажусь.
— А бифштекс к нему?
— Нет, спасибо.
— Бакарди в кофе?
— Неплохо бы.
— Тогда извините, я на одну минутку.
Она вышла в дверь рядом с софой, и Рендер мельком увидел там большую сверкающую автоматическую кухню.
— Ну? — тихо спросил он собаку.
Зигмунд покачал головой.
— Обычно другая.
Рендер кивнул. Он положил пальто на софу, аккуратно сложил его на чемоданчике, сел рядом и задумался.
"Не слишком ли большой ломоть видения я бросил ей за один раз? Может, она страдает от депрессивных побочных эффектов — скажем, подавления воспоминаний, нервной усталости? Может, я каким-то образом вывел из равновесия ее сенсорно-адаптационный синдром? Незачем было спешить. Неужели я так чертовски жаждал описать это? Или я это делал по ее желанию? Могла ли она повлиять на меня, сознательно или бессознательно? Или просто я оказался настолько уязвимым?"
Она окликнула его из кухни, чтобы он взял поднос. Он поставил его на стол и сел напротив Эйлин.
— Хороший кофе, — сказал он, обжигая губы.
— Качественная машина, — ответила она, поворачивая лицо на его голос.
Зигмунд растянулся на ковре неподалеку от стола, положил голову между передних лап, вздохнул и закрыл глаза.
— Я подумал, — сказал Рендер, — не было ли каких-нибудь постэффектов в последний сеанс — вроде роста синестазии, появления сновидений, включающих формы, галлюцинаций или…
— Да, — сказала она ровно, — сны.
— Какого рода?
— Последний сеанс. Я видела его снова и снова во сне.
— С начала до конца?
— Нет, соблюдения порядка событий не было. Мы ехали по городу или через мост, или сидели за столиком, или шли к машине — вот такие всплески, очень живые.
— Какие ощущения сопровождали эти… всплески?
— Не скажу. Всё перепуталось.
— А каковы ваши ощущения теперь, когда вы вспоминаете их?
— Такие же перемешанные.
— Вы не были испуганы?
— Н-нет. Не думаю.
— Вы не хотели бы отдохнуть от сеансов? Вам не кажется, что мы действуем слишком быстро?
— Нет. Отнюдь. Это… ну, вроде как учиться плавать. Когда вы, наконец, научились, вы плаваете до изнеможения. Затем ложитесь на берегу, хватаете ртом воздух и вспоминаете, как все было, а ваши друзья болтаются рядом и ругают вас за перенапряжение — и это хорошее ощущение, хоть вам и холодно, и во всех мышцах иголки. Я, во всяком случае, думаю, что именно так. Я так чувствовала себя и после первого сеанса, и после последнего. Первый раз — он всегда особенный… Иголки исчезают, и я снова обретаю дыхание. Господи, я совершенно не могу остановиться сейчас! Я чувствую себя отлично.