Держа наперевес футляр с баяном и Дашину сумку, Зот молча обходил большие лужи, заболоченные участки, по-рысьи прыгал с кочки на кочку, с валежины на валежину. Остановился у горелого торфяника, на котором пышно цвел лиловый иван-чай. Не говоря ни слова, углубился в заросли сосняка, где кирпично-красные стволы источали тонкий запах смолы.
— Зо-от! — ласково, нараспев окликнула Даша спутника. — Как дела? Все говорил, говорил и вдруг смолк, словно запал пропал.
— Хотел бы, чтоб у тебя открылся третий глаз, хоть на часок, — сказал он тихо. — Хотел бы беседовать с твоим разумом, но ты игнорируешь свой сверхинтеллект. Понимаешь меня?
— Уж я во сне такого насмотрелась третьим глазом! — хмыкнула Даша. — С чего ты взял, что меня интересует Стрелецкий?
— Об этом свидетельствует информация, которая исходит от тебя и от Павла…
— Ты действительно вообразил себя радиоприемником? — Она тряхнула головой, как бы освобождаясь от наваждения, которое он напускал. — Полагаешь, я стану жить по твоей подсказке?
Зот остановился; поставил на траву футляр с баяном и сумку. Потом поднял глаза к осколку неба, которое было видно между деревьями, вытянул вверх руки, медленно загребая ими воздух, вдруг свечкой взлетел вверх метра на три; затем с выдохом воздуха «оп-па» спрыгнул на землю. Выкинув вверх руку, он спросил Дашу:
— Есть солнце?
Она удивленно глянула на низкие кучевые облака, которые и являлись небом, они бежали над вершинами сосен. Зот очертил руками круг, и в этот же миг на Дашу хлынули ослепительные лучи от палящего оранжевого солнечного диска. Закрывшись машинально ладошками, она радостно засмеялась.
— Но солнца-то нет, — сказал Зот. И Даша недоуменно разглядывала корявые стволы сосен, темные кроны их и плотные тучи над ними. Солнца действительно не было.
— Есть или нет солнце? — опять обратился Зот к Даше; она даже не успела ответить ему, ее вновь обдало знойным жаром, захотелось сбросить джемпер. Зажмурившись, ждала, когда лучи погаснут, но они слепили и слепили ее.
— Что это? Гипноз? — потерла она виски.
— Поток солнечных лучей тоже информация, которая поступает в твой мозг через третий глаз, — ответил Зот. — Учись ценить красоту лучей, собирай натуральную информацию, она исходит и от ромашки, и of зверобоя… Вкушай голос филина…
И Даша замерла: на суку сидел желтоглазый мохноногий филин.
— Как же теперь ты погасишь солнце? — ехидно спросила Даша, отогревшись в его жарких лучах, и удивилась быстроте, с какой солнце пропало над деревьями нависла лавина черных туч.
— Я отваживаюсь на недопустимые эксперименты, — проговорил Зот, — хотя не фокусник, не артист, не колдун и не маг. Я учу тебя не верить ни страшному, ни таинственному, не стремиться к чудесам и волшебству, так же как к эгоистичному и корыстному. Вера в чудеса порождает суеверия, схоластику. Прошу, зову тебя открыть твой третий глаз, чтобы видеть мир таким, какой он на самом деле.
Человек не то, что он о себе думает, ибо он думает поспешно, под давлением обстоятельств или голода, жажды плоти, плача детей, ненависти врага или разнообразных приказов инстинктов. Он может быть очень творческим, если узнает свою линию…
— Но если судьба уже свершилась в будущем, как ты раньше говорил, и мы только повторяем изгибы ее своим поведением, то ты обманываешь меня и обманываешься сам, — возразила Даша.
— Как космический корабль, выведенный на орбиту, подчиняется инерционной силе, так человек мчится по заданной орбите, подчиняясь траектории, заданной ему от рождения до смерти… Но если он научится владеть своими инстинктами, он способен скорректировать траекторию жизни… по совести…
Человек может работать, как лошадь, как вол, как раб, но он способен исполнять то же дело, как властелин, творчески, легко и свободно. Все дело в том, знает ли он свою траекторию жизни или не знает, то есть знает ли он свои потенциальные способности. Мнительность, неврастеническая боязнь судьбы, исступленная настойчивость в получении недостижимых похвал или наград, боязнь смерти или боли, смятение перед необходимостью — это все от незнания своей траектории жизни… И люди боятся знать ее, ибо тогда, им кажется, будет скучно жить, ибо они будут только сверять свой полет по жизни с точкой, в которую они в конечном счете обязательно угодят. Что же лучше — быть рабом неведения или быть всезнающим и мчаться навстречу цели спокойно, иногда лишь координируя свои действия? Мы — дети природы, она управляет нами. И когда мы действуем не для себя, но бескорыстно, для других, для своих детей или во имя своего народа, то мы, пусть политики или просто бетонщики, служим и своему благу.
— И чего же ты хочешь от меня, Зот? — Даша медленно двинулась по протоптанной в траве тропинке. — Чтобы я оставалась верна своему мужу? Но я и так ему верна…
— В информационном поле ты ему уже не верна, — сказал Зот, шагая следом за Дашей.
В зарослях они наткнулись на захламленную поваленными деревьями яругу со звенящим колокольчиками ручьем. Деревянный мостик был разрушен, торчали гнилые столбики, поперек овражка лежала жидкая березовая жердиночка.
— Смелей, не трусь, — приветливо сказал Зот, — вот мостик для тебя…
Глазам Даши предстал деревянный из выгнутых досок мостик с перилами; она без колебаний шагнула на скрипучие полосы и спокойно перешла на другой берег, оглянувшись, удивилась: никакого мостика нет, лежит все та же жидкая жердиночка, а Зот стоит на другом берегу и улыбается. Она спустилась к ручью, оперлась руками о землю, ткнулась лицом в воду, желая удостовериться, что вода — не оптический обман. Она трогала руками траву, песок — все было настоящее: трава прохладная, песок влажный, зачерпнутая пригоршней вода, как ртуть, выскальзывала меж пальцев.
— Зачем ты гипнотизируешь меня, если проповедуешь, что я должна руководствоваться реальными информационными полями?
Он перешел по жердинке на другой берег, к Даше.
— Я показываю тебе, что очень легко очутиться в плену миражей и попасть в яму ошибок и неприятностей… Тебе кажется, что девушки Шестаковского моста не догадываются, о чем вы переглядывались с Павлом, ты вообразила, будто бы я или Семен Васильевич не знаем, что было в купе вагона, ты любишь самообман… Но все твои мысли вьются в воздухе, как пчелиный рой, возбуждают информационные поля, которые воспринимаются окружающими.
— И ты знаешь, о чем я сейчас думаю? — спросила она настороженно.
Губы Зота были сомкнуты, но Даша внутри себя услышала его голос: «Ты решаешься на безумие — хочешь принадлежать Стрелецкому, хочешь иметь от него ребенка… Сейчас, в этот момент, ты видишь третьим глазом свою дорогу… как лунной ночью по тропинке сворачиваешь за угол, во двор, там Павел, он обнимает тебя… Смотри же! Ты ведешь его по лестничному маршу в свою квартиру… Еще есть момент… Может, ты остановишь его? Нет, впустила!..»