— И ты знаешь, о чем я сейчас думаю? — спросила она настороженно.
Губы Зота были сомкнуты, но Даша внутри себя услышала его голос: «Ты решаешься на безумие — хочешь принадлежать Стрелецкому, хочешь иметь от него ребенка… Сейчас, в этот момент, ты видишь третьим глазом свою дорогу… как лунной ночью по тропинке сворачиваешь за угол, во двор, там Павел, он обнимает тебя… Смотри же! Ты ведешь его по лестничному маршу в свою квартиру… Еще есть момент… Может, ты остановишь его? Нет, впустила!..»
«Зот, как ты мне надоел! Нищий зануда! Мне по душе блеск, роскошь, раскованность. Я мечтаю о пышных платьях, изысканном обществе, я надеюсь, Павел Николаевич выведет меня в такое общество, где…»
— …Где ты будешь в центре внимания, — добавил Зот вслух.
— Зот! Ты угадал мою мысль! — Со смешанным чувством восхищения и ужаса Даша смотрела на него.
Зот горько усмехнулся. И было чему. Понимать мысли собеседника для него не составляло труда, но чистосердечное обнажение намерений людей, втайне вынашиваемых ими и тщательно скрываемых от других или даже от самих себя, всегда порождало неприязнь к нему, являлось причиной разрыва дружбы, разлада с родственниками.
…Было ему семь лет. Мать отправила его погостить к родной тетке, бездетной крестьянке. Та радушно приняла мальчика. Желая расположить его к себе, понравиться ему, в первое же утро надела лучшее шелковое платье, взбила густые рыжие волосы, выставила на стол самые вкусные угощения. А маленькому Зоту хотелось домой, к маме, где все родное, привычное. Незнакомая обстановка пугала его, обостряла восприятие. Когда тетушка, улыбаясь, наклонялась к нему, он, в страхе глядя на ее горбатый нос в рыжих веснушках и предчувствуя, что этот большой нос вот-вот клюнет его в щеку, отодвигался в угол, поднимал плечики, смотрел волчонком и, наконец, сказал, что тетушка уродина, прическа ей не к лицу, платье топорщится, а прыщавые щеки надо напудрить. С огорчением посмотрела на него пожилая женщина и заплакала:
— Глупенькое дитя! От своей понятливости и простодушия много горя узнаешь… Самой ведомо, что не вышла лицом, потому и замуж не взяли…
И пошла тетушка на село искать лошадь и подводу. В тот же день маленький Зот вернулся к матери в родную деревню.
Овладеть наукой деликатности оказалось для него делом — нелегким. Он оставался верен своей совести, но старался заглянуть в глубь самого себя, чтобы понять других.
Будучи уже подростком, Зот случайно оказался свидетелем кражи: из магазина выходили воры. Угрожая ему ножом, бандиты взяли с него клятву молчания… Он погрузился в раздумья, больше года ничего никому об этом не рассказывал, не находя ответа на вопросы, как остаться честным. Есть ли истина?
Много лет спустя, став учителем поселковой школы, он поставил опрометчивый эксперимент, после которого его уволили с работы. Не посоветовавшись с педагогами, не поставив в известность ни директора, ни завуча, Зот решил испытать пятиклассников на честность. Преднамеренно он забыл на столе кошелек с деньгами и всю неделю не напоминал детям о пропаже, а когда признался, что спровоцировал их, ему рассказали, что двух совестливых девочек, которые собирались было рассказать учителю, кто украл деньги, одноклассники побили. А потом эти девочки вместе с обидчиками проели ворованные деньги на конфетах.
Снова Зот вглядывался в себя, размышлял, и стало для него проясняться, почему дети искусные дипломаты и хитрецы, почему смело лгут, услуживают тому, кого не любят, поступаются совестью ради временной выгоды. Он понял, что нельзя ставить эксперименты на детях, провоцировать их на антисовестливые поступки, тем более если провокации устраивают авторитетные для них люди. Дети приспосабливаются к условиям жизни, идут на самообман, не хотят знать истины, не хотят жить по истине. И однажды Зота осенило! Однажды, уединяясь на обдуваемом ветром берегу речки, сосредоточась на своей жизни, он вспомнил свою мать, идущую с ведрами к колодцу, своего молодого, в кожанке, улыбающегося отца и сидящего на крылечке дедушку… В какой-то миг в мозгу промелькнуло столько картин его детства, что их невозможно было бы описать за много дней… Как же это получается? Что такое мысль и почему информация, которой она пользуется, может порхать в мозгу в прошлое и в будущее, не считаясь с расстояниями?
Эволюция миллионы лет творила генотип отца и матери, размышлял Зот, а когда-то был генотип Адама и Евы, по всей вероятности, своим видом не отличавшихся от питекантропа… Значит, генотип совершенствовался природой. С момента зачатия генотип реализуется в организм, который в науке принято называть фенотипом; а воспитание организма в обществе создает социотип, и человек осознает себя личностью. Как певец долгими упражнениями усовершенствует свои голосовые связки, так и он, Зот, может усовершенствовать все свои органы, весь свой организм, выявить в себе способность исследователя или художника, изобретателя или певца… «Кто же мне мешает?» — спросил сам себя Зот. «Насмешки других людей, — ответил он сам себе. — Я могу выявить в себе сверх-Я, но для этого необходимо самосовершенствоваться…» Жизнь поощряет совершенствование приборов для глаза, аппаратов для слуха, она создает индустрию развлечения и развращения своих органов… Люди вдыхают никотин, гоняются за зрелищами, за изощренной музыкой, радуются, что удалось кого-то обмануть или получить такое количество денег, которое им вовсе не нужно…
Гляди на глянцевые листочки травы, на радугу брызг — и ты получишь органами чувств обильную информацию. Но ты, Зот, когда-то получил от отца и матери генотип, то есть код своего организма, и это свидетельствует, что ты есть произведение эволюции, в тебе, в твоем генотипе-фенотипе, сконцентрирована информация миллионов лет прошлого. Выходит, надо научиться брать эту информацию из самого себя. Ну и бери! Кто тебе мешает?
О! Мешает многое… Мои органы чувств обманывают меня. Они несовершенны. Я вижу, что солнце всходит и заходит, но на самом деле это Земля вращается вокруг своей оси. И таких иллюзорных сведений очень много в моей голове. Мои уши воспринимают атмосферные волны, а мне кажется, что я слышу звуки. Мои глаза воспринимают квантовые волны, а мне думается, что я вижу свет и цвет… Рецепторы языка улавливают молекулы, а я привык считать, что это вкус… Картина, которая возникает в моем сознании, дана мне моими несовершенными органами. Как же их усовершенствовать? Летучая мышь или пчела имеют другие аппараты восприятия, выходит, что они видят окружающий мир иначе.
Я иду на поводу своих привычек, которые приобрел с детства, я действую слепо, глухо и глупо, гоняюсь за иллюзорными целями, тогда как вокруг существует истинная информация, она в каждом листочке, в каждой клеточке моего организма. Эволюция дала мне не только органы чувств, но и аппарат мышления, он перерабатывает информацию, полученную органами чувств. Но эта информация неточна, а если она перекодирована на модели языка, то становится совсем грубой… Мы слишком доверяемся письменности, тогда как письменная информация наиболее приблизительна, а то и просто ложна.
