— Ничего подобного, — сказал Савин. — Просто, то, что здесь происходит, не должно оставаться местной тайной достопримечательностью.
— А я вот не уверена. Знаю я людскую реакцию на чудеса…
— Твой городок — еще не все человечество.
— Ну, как знать, как знать… — Она зябко повела плечами. — Я уезжаю в город. Если хочешь, можешь осмотреть замок — вдруг привидение поймаешь…
— Нет, спасибо. Я устал, спать хочется адски.
Кони были привязаны снаружи, у ворот. Савин увидел метрах в ста поодаль все тех же зверей — один лежал, положив голову на вытянутые лапы, второй прохаживался рядом.
— Что они здесь делают? — как бы мимоходом поинтересовался Савин.
— Мы почему-то считаем, что свадебные путешествия — наше изобретение… — рассеянно отозвалась Диана.
— Это как понимать?
— Как хочешь. Поехали.
Постепенно она немного оттаяла, рассказала даже, как ездила поступать в один из эдинбургских колледжей, как провалилась на экзаменах. Савин слушал с интересом и как бы невзначай подкидывал наводящие вопросы; пока Диана не хмыкнула:
— Что, это так интересно?
— Конечно. Женская душа — это всегда интересно.
— Вот только для вас она — потемки, — засмеялась Диана. — Мужские характеры вы даете хорошо, прямо-таки великолепно, а вот с женскими у вас не получается, видно вас, как голеньких…
Признаться, это святая правда, подумал Савин. И слабым утешением служит тот факт-, что это — недостаток не только мой, а подавляющего большинства нашей творческой братии. Девять десятых, если не больше, всех книг, репортажей, фильмов создано мужчинами о мужчинах для мужчин… Объяснение можно подыскать и такое — взявшись изучать женщину, поневоле придется и самому подвергнуться изучению с ее стороны, а как раз этого нам и не хочется. Женщины гораздо лучше умеют разгадывать нас, чем мы их, а сие ущемляет пресловутое мужское превосходство, поэтому постараемся отступить вовремя, поторопимся прыгнуть в седло…
Савин проводил Диану, поставил Лохинвара в конюшню Беннигана и направился в отель. Он быстро шагал по темным улицам, распугивая попадавшихся на каждом шагу кошек. Настроение заметно поднялось — предстояла интересная работа, которая, к тому же, наверняка окажется более сложной и захватывающей, чем он сейчас думает. Неужели действительно существуют параллельные миры, тропинки сквозь четвертое измерение, в который уж раз оказались правы фантасты… и Т-физики? Да, Т-физики, но почему же тогда бросил все Гралев, почему — одни неудачи?
В окне его номера горел свет. Савин ускорил шаги. Хозяина не было за стойкой, только рядом с регистрационной книгой лежала придавленная пепельницей записка: “Мистер Савин, в вашем номере вас ожидают”. Савин Догадывался, кто его ждет, — кому другому мог отдать ключ хозяин?
Он приоткрыл дверь. Лесли спал, лежа ничком на неразобранной постели.
— Роб… — тихо позвал Савин.
Лесли мгновенно перевернулся на спину, открыл глаза.
— Жив?
— Ну конечно, — сказал Савин. — И даже весел. А вы меня уже похоронили? Напрасно. Вставайте. Сейчас мы будем смотреть кино. Слава богу, мы уже в том возрасте, когда пускают на ночные сеансы. Правда, сеанс, считайте, почти что утренний…
Он извлек из камеры тонкий гибкий видеодиск, рас паковал маленький проектор. Пояснил торопливо:
— Лохинвар чего-то испугался, и я стал снимать…
Вспыхнул экран, на нем появилась равнина, выглядевшая почти как при дневном свете, только переходы от света к тени были более контрастными.
Они сидели плечом к плечу, затаив дыхание.
— Ага! — тихонько вскрикнул Савин.
Что-то темное мелькнуло над самой землей — густой пылевой вихрь, смерчик, не имеющий четких очертаний, он завивался размытой спиралью, рос, разбухал, занял почти половину экрана, выбросил ветвистые отростки и неожиданно стал сокращаться, худеть, гаснуть, развалился на несколько пляшущих пятен, снова разбух, стал на несколько секунд единым целым, словно бы в отчаянной попытке сохранить себя. И исчез.
Савин вернул диск к началу, включил раскадровку, но ничего нового не увидел — то же самое, только разложенные на фазы рождение и смерть смерча.
— Скорость съемки… — азартно сказал Лесли. — Может быть, нужна была замедленная съемка? Или наоборот — ускоренная?
— Кто его знает, — сказал Савин. — Вот так это выглядит. Я ничего не видел, значит, и конь ничего не видел — глаза у нас устроены одинаково, приспособлены для одного и того же диапазона волн. Однако конь что-то почувствовал, а камера что-то запечатлела, вдобавок, конь пришел в ужас…
Он выключил проектор и коротко, по профессиональной привычке отсекая ненужные подробности, рассказал о баркасе, о зверях. О встрече с Дианой рассказал очень скупо.
— Вы были бы прямо-таки идеальным свидетелем, — задумчиво обронил Лесли. — Оно и понятно — вам тоже постоянно приходится профессионально работать с информацией… Звери — это весьма интересно…
— Больше, чем таинственные моряки?
— Да, а монеты? — спохватился сержант.
Их было семь — серебряные, одного размера и с одинаковым изображением. На аверсе — портрет бородатого лысого старика, на реверсе — непонятный вензель.
— И никаких надписей, — сказал Лесли.
— Это не самое странное.
— А что — самое?
— Я закоренелый нумизмат, — сказал Савин. — Не самый лучший, разумеется, но рискнул бы назвать себя довольно опытным. Не решусь обобщать — для всей планеты, но за Европу ручаюсь. Я не знаю в Европе таких монет. Вы, кстати, заметили, что они выполнены грубее современных? Веку к восемнадцатому я бы их отнес, но все европейские монеты восемнадцатого века я знаю.
— Но ведь они говорили по-гэльски?
— Есть одна загвоздка, — сказал Савин. — Я не знаю гэльского, поэтому не могу судить, были-то шотландцы или иностранцы, плохо знающие английский. Знаете, — вдруг вспомнил он, — я думаю о темпоральной физике. Это как раз их сфера — фокусы с пространством. Правда, никак-ких успехов не наблюдается… И все равно это их сфера. Что вы об этом думаете?
— А ничего, — сказал Лесли. — Я полицейский, понимаете? Человек погиб, и нужно доискаться, что его погубило. Вы говорите, фокусы с четвертым измерением? Пусть так. Но именно эти фокусы вызвали смерть человека. Что они могут вызвать еще? В любом случае мой долг однозначен: сделать так, чтобы ничего подобного не повторилось. Я просто не могу углубляться в раздумья об эпохальном значении происходящего, пока в столе у меня лежат снимки изуродованного трупа. Вы только поймите меня правильно…
