Анатолий Ириновский - Жребий

— Да на хрена она мне нужна, ваша служебная лестница! Она же потребует меня всего! А что мне останется? Что будет с моим творчеством?

— Да, конечно, вы правы. Впрочем, есть другой вариант, но вы же артачитесь: минимальная нагрузка в школе, чтобы только шел вам педстаж, тысячерублевый пенсион в месяц с моей стороны — я согласен на тысячу, уговорили, — работа дома за письменным столом. Выполнение в первую очередь моего заказа. Поймите, Тимофей Сергеевич, вам оказана великая честь: донести до сознания людей, благодаря кому они появились на свет. Если вы выполните мой заказ, я издам любую вами написанную книгу. Я знаю, вы пишете свою Большую книжку, хотели бы ее издать.

— Ну и что, что хотел бы? Она еще не закончена.

— Прекрасно, заканчивайте. Услуга за услугу. Для начала я запускаю в производство ваши стихи. Чтобы вы все-таки поверили в мои возможности. Потом, с моей консультацией, конечно, вы повествуете людям об истинном их сотворении. Мы издаем ваш труд. Самым массовым тиражом. Библейским, если хотите. Это уж я вам гарантирую. Вам слава, гонорары, все прочее. Мне лично — дело дорого.

— Какое дело?

— Мое дело: донести до сознания людей истину. Вы подумайте хорошенько, и тогда сами согласитесь со мной. Скажу больше: если быть объективным, то я не только автор идеи сотворения вас как живых существ. Кто вы были до знакомства со мной? Животные, обыкновенные животные. Вы как человеки и начались-то только после того, как я вас совратил на злополучный плод. Да, вы ни в чем не нуждались, это правда. Вы жили тем, что вам дарил Господь. Но вы были куклы, марионетки в его руках. Духовная жизнь ваша была равна жизни животных. Вот вам, кстати, еще один пример оборотной стороны Добра: скотство. А потом… Словом, мне вы обязаны своим разумом. За Ним — слепая вера в Него, за мной — разум и познание. Донести до людей эту информацию вашим пером — для меня это чрезвычайно важно. Понятно?

— Бред! — сказал Нетудыхин. — Шизофренический бред, за которым несомненно стоит какая-то очередная пакость!

— Никакой пакости! Насчет пакости мы с вами уже определились. Все четко, ясно и по-деловому. Вам нужен выход на большую литературную орбиту. Я согласен вам помочь. Но за услугу мне, тоже чисто литературного характера.

Помолчали. Тяжело и долго. Лента расходовалась впустую. Потом Нетудыхин сказал, словно рассуждая вслух:

— И здесь навязывают свою точку зрения. На такой вариант я пойти не могу.

— Стало быть, никаких изменений в вашей позиции не произошло?

— Нет, — твердо ответил Нетудыхин.

— М-да, досадно. Ну что ж, дело ваше. Насильно, как говорят, мил не будешь. Не думали вы Тимофей Сергеевич. А если и думали, то без должного бесстрастия и искренности перед собой. Как большинство — очень поверхностно и некритически. Печально совсем: воин Добра не желает его абсолютного торжества и остается в прежней бинарной ситуации Добра и Зла. Парадокс! Придется мне вам делать вавку. А не хотелось бы: очень уж вы мне легли на душу. Напишите сами заявление об увольнении из школы или мне надо раздувать кадило?

— А почему я должен писать такое заявление?! Потому что это вам так хочется? Я, по-моему, вполне на своем месте.

— Нет, Тимофей Сергеевич, немного не так. Теперь это уже не так. В обществе, в той куче людей, в которой вы живете, человек, сидевший в прошлом за уголовное преступление, не имеет морального права воспитывать детей других граждан. Это первое. Второе. На ваше место у меня имеется другой кандидат, с которым мне будет договориться проще. Правда, тут я несколько проигрываю в качестве, так сказать, но выигрываю в надежности. Дело мое из-за вашего несогласия не может остановиться, никак не может.

— А вы назовите закон, согласно которому мне отказано в праве преподавать в школе. Где это написано?

— Закон, Тимофей Сергеевич, как дышло. Речь здесь идет не о нем, я же сказал. Речь о моральном праве учителя. Соберем педсовет, доложим коллективу о факте сокрытия вашей судимости, и, посмотрите, все отвернуться от вас и осудят. Вот вам и основание для увольнения. Ну а для начала — я пойду к вам на уроки, послушаю, чему вы там учите детей. Не абсолютно же у вас идеальные уроки. Кое-что, я надеюсь, выкопать для себя. Или попрошу инспекторов из районо, чтобы они побывали у вас на уроках и дали компетентную оценку вашей работе. Так даже будет объективней, разумней. Но вообще-то, я советую вам уйти из школы по-хорошему, не изгнанным. Вот так, таким макаром теперь события должны раскручиваться, Тимофей Сергеевич. Да-с.

"Ты смотри, какая нахальная тварь! — подумал Нетудыхин. — Не даст закончить учебный год".

— Дело в том, — сказал Тимофей Сергеевич, стараясь как можно быть спокойным, — что я освобожден был со снятием судимости.

— Как это, со снятием судимости? Что это еще такое? Факт-то судимости ведь состоялся, был!

— Что это такое — это вы узнаете у юриста. А вот если я докажу людям, что вы не настоящий человек, а Сатана, — куда вы тогда бежать броситесь, интересно?

— Э, Тимофей Сергеевич, шутить изволите. Кто вам поверит? Как это доказать? Вас сочтут за сумасшедшего.

— Поверят! — нахально заявил Нетудыхин. — Еще как поверят! На хитрую задницу вашу я нашел ключик в виде штопора: туда закручивается, а оттуда выдергивается. С дикой болью!

Сатана занервничал, заерзал на стуле.

— Не может этого быть! — сказал он. — Еще никто из людей не додумался, как меня изобличить.

— Никто из людей и не додумался, что мы, может быть, не Божьи творения. А я, к сожалению, позволил себе такое допущение. И нашел к вам ключик, любезный Князь, нашел-таки! — сказал Нетудыхин еще более самоувереней и нахальней. — Конечно, я им воспользуюсь при удобном случае.

— Ах, Тимофей Сергеевич, — сказал Сатана с мягким огорчением, — и чего бы нам с вами не поладить! Ведь была бы великолепная пара! Ради дела, ради дела, поймите! Да еще какого дела! Жаль, бесконечно жаль мне терять вас. Может, вы все-таки одумаетесь, голубчик, согласитесь, а? — на последнем вздохе надежды спросил он.

— Ни при каких условиях! Хоть миллион мне платите! — ответил Нетудыхин. — Кстати, — хорошо, что вспомнил, — куда прикажете девать ту тысячу, которую вы мне всучили в качестве взятки за сотрудничество с вами?

— Какую тысячу? — переспросил Сатана, растерянно моргая.

— Тысячу, что вы мне подкинули в стол при встрече у меня дома.

Нетудыхин специально говорил так, чтобы из записи было понятно, о чем идет речь.

— Ах, ту! Да-да. Можете истратить ее в свое удовольствие. У вас надвигаются тяжелые времена. Вот и используйте ее как мое вспомоществование вам. Могу же я позволить себе в конце нашего знакомства сделать для вас доброе дело. На прощание.