Ульяна Соболева - Позови меня…

«Ничего не пьешь! Ничего не трогаешь, пока я не разрешу! Только с моих рук!»

Знакомый голос взорвался в голове, и я испуганно осмотрелась по сторонам, но обладателя так и не увидела. Официант тут же подал мне салфетку, и я вытерла пальцы, продолжая всматриваться в толпу.

Мое внимание привлекла пара, точнее, мужчина, который прижал девушку к стене и задирал на ней платье, вначале я отвела взгляд, а потом резко обернулась и замерла — по ее шее тонкой струйкой стекала кровь, и я видела, как мужчина жадно слизывает ее длинным языком и снова вгрызается в ее шею, а она не сопротивляется. Может, это такое представление… игра… Я попятилась назад, не веря своим глазам, и наткнулась на кого-то, обернувшись, увидела, как один из танцующих схватил какую-то женщину за волосы и склонился к ее лицу. Несколько секунд я не могла понять, что происходит, пока не заметила, как застыл ее взгляд и из приоткрытого рта в рот мужчины перетекала тонкая струйка голубого смога, тот втягивает его, издавая утробное рычание, а женщина оседает на пол, пока ее не отбрасывают в сторону, как тряпичную игрушку, а мужчина не переводит на меня сверкающие глаза, и я вижу в них… Боже, там ничего человеческого… там кайф, какое-то первобытное, дикое наслаждение. Я хотела закричать и не смогла, только хватать губами воздух и пятиться назад, глядя обезумевшим взглядом на вакханалию ада. Нет. Они не танцевали. Это мне на первый взгляд так показалось. И они не разговаривали.

Это смерть выплясывала свой танец в этом адском зале, где по полу бежали ручейки крови, и я ступала туда ногами. Выхватывая из полумрака жуткие картины, от которых мороз шел по коже и шевелились волосы на затылке.

Но самое страшное, что я не слышала криков. Только всхлипы жертв… их покорное принятие смерти. Меня начало тошнить, я не могла пошевелиться, я вросла в этот мраморный пол и дрожала. Увидела, как одну из танцовщиц схватили трое мужчин, они порвали на ней одежду, издавали рык, как голодные хищники, дорвавшиеся до пиршества. Толкая ее из рук в руки, как мяч по кругу, они смеялись, а она не вымолвила и слова протеста. Ее бросили на пол, и пока один пристраивался сзади, расстегнув ширинку, другой склонился к ее лицу и вгрызся в ее шею клыками. Они трахали ее прямо на полу и драли на части. То меняясь, то одновременно. Она кричала и хрипела, а они громко смеялись. Я видела, как они полосуют ее тело, на куски, на ошметки, проникая в нее везде, членами, руками, клыками. Они слизывали с нее кровь, обсасывая собственные пальцы, наслаждаясь и довольно урча. Я хотела броситься к ней, растолкать их, не дать им ее мучить, но не могла. Меня что-то сдерживало, что-то невидимо управляло мною. Или кто-то.

Я вдруг поняла, что мне это напоминает ресторан. Шведский стол, где гостям вместо закусок предложены живые люди, которые прекрасно понимают, зачем их сюда привели, и не сопротивляются. Они смирились. Они знают, что они НИКТО. Только сейчас я осознала истинное значение этого слова, когда увидела пустоту в глазах той девушки. И затем в глазах других жертв. Я хотела броситься вон оттуда. Прочь. Я задыхалась и спотыкаясь пробиралась куда-то, падала на пол и в ужасе отползала в сторону, натыкаясь на тела или на совокупляющихся нелюдей, которые устроили пиршество секса, крови и смерти. Пока не поднялась с колен и не застыла в очередной раз, на секунду задохнувшись от радости, — я увидела Нейла и с ним еще двоих мужчин. С облегчением вздохнула.

Мне захотелось закричать и позвать его, но я словно потеряла голос. У меня была одна надежда, что он заберет меня отсюда. Какая-то глупая, идиотская надежда. Я ошибалась. В очередной раз. Зачем тому, кто намеренно меня сюда привез, забирать меня отсюда? Нет. Это не вкусно… Он ради этого привез. Чтоб показать, что он такое на самом деле.

Нейл бросил на меня мимолетный взгляд, без всякого интереса, а потом повернулся к танцующей позади него одной из стриптизерш и поманил ее пальцем. Она покорно подошла к нему, сверкая алебастровым телом, натертым блестками. Очень красивая, точеная, как кукла. Нейл резко опустил ее на колени, надавив на плечи, схватил за подбородок и заставил посмотреть на себя. Я судорожно хватала ртом воздух, чувствуя, как легкие раздирает от желания закричать. И в голове… там странное ощущение дежавю… только сейчас все иначе, потому что происходит на самом деле.

А потом я услышала другой крик. Первый крик жертвы. Она кричала так, что у меня закладывало уши. Девушка извивалась на полу и рыдала, хрипела, просила, но продолжала смотреть Нейлу в глаза. По ее щекам текли слезы, и я видела, как она, обезумев, раздирает свою кожу на лице ногтями. Я тихо всхлипывала и тряслась. Смотрела и понимала, что она сходит с ума от дикой боли, но не от физической. Нейл мучает ее мысленно. Я не хотела знать, что именно он делает с ней.

Он вдруг поднял на меня взгляд, удерживая девушку за светлые волосы, и я содрогнулась, когда увидела, как трепещут в наслаждении его ноздри и как сверкают глаза, в которых, плещется бездна — та самая бездна, которую я так звала. Он получает удовольствие от ее боли и не скрывает этого, он ее поедает. Это его блюдо на этот вечер. И ему вкусно вдвойне. Потому что жрет нас обеих. Ее боль и мой страх одновременно. Настоящий страх, теперь уже не состоящий из догадок, не эфемерный. Нейл снова перевел взгляд на девушку, и та громко закричала. Но в этот момент он сжал ее скулы, поглаживая щеку большим пальцем, и подал ей нож. Он улыбался… какой-то новой для меня улыбкой, а она рыдала и шептала «пожалуйста»… А потом я увидела то, чего никогда не забуду. Никогда в своей жизни. Девушка резала на себе что-то. Резала и истошно кричала, продолжая смотреть ему в глаза. Нейл развернул ее спиной и, дернув за волосы, что-то шепнул на ухо, а я остекленевшим взглядом смотрела на две вырезанные на голой груди буквы НМ, из которых сочилась кровь. Нейл держал ее за волосы и не прерывал зрительный контакт. Она уже не кричала, а скулила и тряслась всем телом. И я вдруг поняла, что он делает, — Нейл забирает последние мгновения ее жизни. Он ее убивает. При мне, извращенно, по-садистски, наслаждаясь моментом. Я заплакала от бессилия и от осознания. От жестокого, безжалостного осознания.

Я могла писать об этом сколько угодно… Как легко описывать ужасы и жесть, когда не видишь этого лично… Как легко быть отстраненно-жестокой, дабы порадовать публику кровавым зрелищем, но сейчас это не вымысел. Это реальность. И это по-настоящему жутко. Это настолько страшно, что мне кажется, я сойду с ума. Как я могла любить это чудовище?

И вдруг погрузилась в темноту. В тот самый момент, когда почувствовала, что от шока у меня отнимаются ноги. Я отключилась. Резко. Быстро.