— Есть такой испытанный, хорошо себя зарекомендовавший большевистский прием — «эксы». Вам ничего об этом в школе не рассказывали?
Глава 25 Тайна глаза фараона
Заложив руки за спину, Ленин прохаживался перед покоями фараона вдоль тяжелых портьер, украшенных прелюбопытными пикантными сценами из жизни Исиды. Сквозь плотную фактуру ткани просачивался заунывный звук, не поддающийся точной идентификации.
Сначала Ленин этого звука не замечал, прикидывая, какие именно уступки выторговать у Хуфу взамен на согласие сотрудничать. Но вскоре тоскливые ноты ввинтились в самую глубину черепной коробки и стали мешать думать. Присев на корточки, он протянул руку, чтобы поддеть портьеру снизу — и тут за спиной раздался жуткий грохот. Нарисованные двери распахнулись и в помещение въехала грубо сбитая повозка на выщербленных каменных колесах, которую с натугой толкали перед собой трое здоровенных черных охранников. Наклонив к полу буйволиные шеи, они даже не заметили сконфуженного вождя мирового пролетариата, восседающего в позе орла.
Портьера распахнулась сама собой, обнажив интригующую картину. У бамбукового шеста, воодруженного посреди фараонских покоев, сладострастно извивалась высокая тощая женщина в бинтах, которая из всех дамских достоинств могла похвастать лишь длинной, как у жирафы, шеей, увенчанной неприятно маленькой бритой головкой. Узкий таз ее со скрипом и треском ходил ходуном, выписывая затейливые вензеля. Рядом стояла вторая мумия женского пола и аккомпанировала танцовщице на длинной тростниковой дудке.
Бесцеремонное вторжение не остановило артисток. Музыкантша повела дудкой вверх, издав ноту особой пронзительности и одновременно ухватила длиношеюю подругу за край бинта на высохшей ляжке. Фальшиво изобразив визгом смущение и поиграв шеей, словно цапля, заглатывающая лягушку, танцовщица начала кружиться с нарастающим ускорением, кокетливо открывая свои окаменелые прелести. Вот показался бурый изрытый живот, затем обнажилась ребристая, как радиатор, грудная клетка и две небольшие твердые кочки — очевидно, сами груди.
Тот, кому все это безобразие предназначалось, в сторону тружениц шеста и не глядел. Расположившись по-домашнему за причудливо изогнутым столиком, Хуфу отхлебывал из дымящейся чаши и благодушно почитывал газетку, напечатанную на бумаге похабнейшего розового цвета. Охранники сдернули с повозки ткань, под которой оказались сильно потрепанные картонные коробки с надписью «Xerox», и с явным облегчением повалились на прохладные плиты.
— Лис и Рыжий возвратили давний долг, о Светозарный! — уткнувшись носом в пол, сообщил один из них. — С процентами.
— Хорошо. Оставьте и идите. Все уходите! — скомандовал Хуфу, отодвигая чашу. — А ты, Ич, отчего жмешься в стороне, подобно пугливому зайцу? Приблизься.
Ленин деликатно выждал, пока обе женские мумии, подхватив с пола груды бинтов, пробегут мимо, и выступил из складок съехавшей вбок портьеры.
— Если мы планируем работать сообща, товарищ Хуфу, — с упреком сказал он, — так уж будьте любезны, избавьте меня от формальностей, вроде прозябания в приемной.
Оставив его слова без внимания, фараон осторожно выпрямил тощие ноги и направил их к повозке, столь нелепой среди пышного золоченого убранства камеры. Первая же картонная крышка легко поддалась, показав нутро, туго набитое зелеными банкнотами. Опять доллары! Почему не рубли, не франки, не марки, в конце концов?
— Я хочу тебе кое-что рассказать, Ич! — сказал Хуфу. Он помолчал, подтянул к себе одну из денежных пачек, помял в забинтованных ладонях. — Операция «Птах» затягивается, но поиски будут продолжаться, пока не увенчаются успехом. Однако меня беспокоит ничтожное количество помощников, на которых я могу положиться. Те из них, кто послушны любым указаниям, глупы — а значит не способны ничего организовать. Те, кто умны, используют свой ум, чтобы воровать…
— А где же ваши товарищи фараоны? — воспользовался моментом Ильич. — Давно хотел спросить, почему их не видно среди участников съезда? Ведь не один вы подверглись бальзамированию среди представителей многочисленных царских династий Египта.
— Я их выдал, — неприятным голосом сказал Хуфу, пожевав сизо-коричневыми губами.
— Кому?
— Смертным. Ибо они не желали признавать очевидное — что восстановленное царство египетское должен возглавить именно я. Мной был начертан план, как вернуть освященное Ра мироустройство и распространить его на весь свет. Мое правление было самым благодатным и разумным из всех правлений от Раннего до Среднего царства. Наконец, главное: моя пирамида выше всех пирамид. Разве это не указывает прямо, кто из фараонов достоин взять бразды управления в свои руки? А они, словно глупые попугаи, твердили, что тоже являются сыновьями и дочерьми бога и требовали разделения власти. Но власть нельзя разделить. Как нельзя разделить само Солнце.
— И где ваши товарищи теперь?
— В музеях. Смертным, называющим себя археологами, было по моему указанию выдано точное местонахождение мумий фараонов и они сразу побежали их раскапывать. Теперь бунтовщики лежат в хранилищах музеев, мастерских реставраторов. Я запретил их ба покидать тела, милостиво позволив десятиминутную прогулку раз в день вокруг саркофага. Шаг в сторону — и их тела распотрошат во имя каких-нибудь исследований, мнимые цели которых внушат смертным мои жрецы. Если сыны и дочери бога в конце концов признают, что не являются равными мне, то им найдется применение в новом царстве. Если нет, имена их затеряются в веках.
— Таким образом, бунт фараонов был подавлен в самом зародыше, но оставил вас, товарищ Хуфу, без соратников, — удовлетворенно заключил Ильич.
— И оттого я так нуждаюсь в верных помощниках, которым благоволит сам Ра, — подтвердил Хуфу. — Ты умен и лишен корысти, и у тебя пять ах. Значит тебе нужна власть, одна только власть и никакие богатства не заменят ее. Я могу ее дать — в разумных пределах. Хоть Небмаатра и предостерегает меня…
— Наплюйте ему в харю! — посоветовал Ленин. — Это обычное казенное пустословие, свойственное держимордам. В нем максимум беззастенчивости и минимум логики.
— Небмаатра не склонен к пустословию, он предан мне, как кошка, — возразил фараон. — Просто он осторожен и бдителен. Людей у меня мало, но все они проверены на верность. Прежде было много недовольных. Оказавшись в загробном мире, кое-кто из рядов знати вообразил, что теперь можно позволить себе то, что на что они не решались при жизни — открыто высказывать недовольство деяниями фараона. У них даже вошла в обиход поговорка «Дальше пирамиды не пошлют».
