– Хотите, я вам скажу, почему вы не знали?
– Говорите, что хотите, мне уже всё равно.
– Вы были пьяны. Причём, так пьяны, что ничего не соображали. Станете отрицать?
Татьяна Александровна опустила глаза вниз и еле-еле прошептала:
– Нет.
– Вы не хотите спросить меня, откуда я всё это знаю?
– Это и так ясно: вожатые рассказали вам, при опросе.
– При допросе, – поправил следователь.
– Ну, при допросе, не всё ли равно?
– К сожалению, вы опять оказались неправы. Ваши приятели ничего мне не рассказывали. Они, как и вы, только подтвердили то, что я им рассказал.
Бледное лицо учительницы слегка порозовело, и она удивлённо подняла свои глаза на следователя.
– Нам это поведал ваш ученик, Сапожников. Извольте прочитать.
Следователь протянул школьную тетрадку. Татьяна Александровна открыла тетрадь и, не читая, быстро просмотрела написанное.
– Он не мог этого написать, – твёрдо сказала она.
– Почему?
– Потому что за тридцать минут до конца урока я видела, что он даже не начинал.
– Ну и что?
– За тридцать минут никто не способен написать семь страниц. Это невозможно, даже если человек – писатель.
– Это правда, – подтвердил заместитель начальника.
– А если этот писатель – гений? – предположил следователь.
– Ну, если гений… – Заместитель развёл руками.
– Обождите, это вы намекаете, что Сапожников гений?
Предположение следователя так возмутило учительницу, что она моментально забыла, что всего несколько секунд назад не могла поднять глаз от стыда.
– У этого гения в каждом предложении по пять ошибок.
– Это всего-навсего грамотность. Многие писатели не очень дружили с грамматикой. Вам привести пример?
Однако учительница не слышала следователя. Она читала сочинение своего ученика и не могла оторваться.
– Откуда же он узнал? – тихо вырвалось у неё. – Да, да, он мне так и сказал: «Я про Вовку не успел написать».
– Насколько я понимаю, Вовка – это тот самый мальчик, которого похитили? – вступил в разговор директор.
– Тот самый, – уточнил следователь.
– Но откуда он мог всё знать? – уже громко спросила следователя учительница.
– Это и необходимо выяснить. Я проверил. Ваш Сапожников все три смены провёл совершенно в другом лагере за триста километров от места происшествия.
– Если Сапожников сказал, что не успел написать про Вовку, значит, он знал всё и о похищении, – заключила Татьяна Александровна.
Следователь неожиданно встал из-за стола.
– Я узнал, то, что хотел узнать, – сказал он. – Ваш ученик владеет очень важной для следствия информацией. Надеюсь, мальчик не пострадает за свою откровенность?
При этом следователь посмотрел на заместителя начальника отдела народного образования.
– Как вы могли подумать? – ответил вопросом на вопрос тот.
– Что касается морального облика ваших педагогов, то разбирайтесь с этим вопросом без меня.
Следователь поклонился и вышел из кабинета.
Оставшиеся долго сидели молча. Никто не хотел касаться этой грязной и неприятной темы. Тишину нарушил заместитель начальника.
– Собственно, в чём разбираться? Не можем же мы вывесить приказ на весь РОНО, где во всех деталях будут описаны ваши художества. – Заместитель вопросительно посмотрел на Татьяну Александровну. Та снова покраснела и опустила глаза.
– С остальными вожатыми уже разобрались, они уволены по их собственному желанию. – Это заместитель говорил уже директору.
– Мы вам ещё нужны? – спросил директор.
– Не смею задерживать. Только прошу вас всё сделать быстро.
– До свидания, – попрощался директор. – Можете не сомневаться, всё будет решено в самый кратчайший срок.
Выйдя на улицу, Татьяна Александровна поклонилась директору, что-то пробурчала себе под нос, из чего можно было понять, что она прощается и хочет уйти.
– Куда это вы? Я вас ещё не отпускал. Мне надо поговорить с вами, – сказал директор.
– О чём можно ещё говорить? Всё уже сказано. К тому же, как я понимаю, решение относительно меня уже принято.
– Вы неправильно понимаете. Никакого решения ещё нет. Прошу вас…
Директор подошёл к своим «Жигулям» и открыл дверцу, приглашая учительницу сесть.
Видно, чаша позора была испита Татьяной Александровной не до конца. Она тяжело вздохнула и, подчиняясь приказу начальника, села в машину с лицом Иисуса, несущего свой непомерно тяжёлый крест. Она закрыла лицо руками и ждала новых вопросов, как жертва ждёт ударов палача. Однако автомобиль мчался по дорогам, а вопросов не было. Учительница медленно открыла лицо и вопросительно посмотрела на директора. Тот управлял машиной, сосредоточив всё внимание на дороге. Казалось, что пассажирка совсем не интересовала водителя. Пауза затянулась настолько, что Таню стали раздражать не вопросы, которые должен задать директор, а их отсутствие.
– Я не буду вас увольнять, – наконец нарушил тишину Александр Сергеевич.
– Почему? – удивилась Таня.
– Потому что ничего этого не было.
– Но это было.
– Но вы же сами сказали, что точно не помните, потому что были пьяны.
– Да, я впервые пила водку и у меня что-то случилось с головой.
– Не похожи вы на пьяницу и развратницу. А в жизни всякое случается: сидели у костра, стало холодно, вам предложили выпить, чтобы согреться, вам стало худо. Ваш кавалер или кавалеры этим воспользовались. Разве не так?
– Не так. Это случилось до того, как я выпила водки.
– Неужели вы не попробовали сопротивляться, закричать, например?
Таня отрицательно помотала головой.
– Вы жестами не отвечайте, я не на вас, а на дорогу смотрю.
– Нет. Я боялась разбудить детей.
– А если бы детей не было?
– Тогда бы всего этого не было.
– Вот и давайте считать, что этого действительно не было.
– А как же Сапожников? Он же всё знает!
– Это просто фантазии молодого человека. Будем считать так.
– А следователь?
– Вот следователь пусть этим и занимается. Что касается меня, то, как директор, я не могу и не хочу в это поверить. В противном случае, мою фамилию начнут склонять в РОНО по всем падежам и успокоятся только тогда, когда я тоже уволюсь.
– Вы предлагаете смотреть в глаза школьников и врать?
– На двадцатом съезде партии было провозглашено, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Вы этому верите?
Татьяна Александровна грустно ухмыльнулась.
– Вот видите, вы сами этому не верите, однако каждый день смотрите в глаза своим ученикам и врёте.
Учительница вопросительно посмотрела на директора.
– Что вы на меня так смотрите? Сами-то верите, что Лев Толстой был зеркалом русской революции?
