'Надо же! Укасов Максим Баймуратович. Ого!'
Макс уставился в потолок.
– Спасибочки.
В портмоне (блять! Это же 'Монблан'!) стройными рядами лежали кредитные карточки. Не золотые, но всё же… и 'Виза', и 'Мастер', и, даже (Макс присвистнул) 'Экспресс'.
'Вот уж редкий гость в наших краях!'
На каждой было вытеснено его имя и фамилия.
'Трындец!'
Максим завернулся в халат и почапал к столу, где стоял телефон.
– Слушаю вас, господин Укасов.
Голосок девушки с ресепшена был мил и приятен.
'Мне всё это снится'
– А… да. Я могу поговорить со своими… – Макс запнулся, – сопровождающими?
– Простите?
– С теми людьми, с кем я вчера приехал.
– Простите, я не понимаю вас. Чем я ещё могу вам помочь?
Макс бросил трубку и пошёл к входной двери, ожидая, что она будет заперта снаружи.
Ничего подобного – дверь была вообще не заперта!
'Значит часовые'
Макс выглянул наружу. В конце коридора горничная катила тележку. Всё. Больше вокруг никого не было.
'Эээээ…'
В шкафу обнаружился простенький и непритязательный комплект одежды. Серые брюки и белая рубашка. Максим посмотрел на свои обломанные чёрные ногти.
– Алло, девушка. Пришлите мне в номер завтрак, а потом маникюршу.
Ноги сами отнесли его к кровати.
'Чего у нас там по телевизору?'
Два дня Максим ел, спал и шлялся по бутикам внутри отеля. Он приобрёл летний костюм и две пары туфель. Потом, повертев в руках кредитку, мысленно на всё махнул и прикупил себе новый 'Таг Хойер', взамен пропавшего у федералов. Звонки родителям и Лейле никаких результатов не дали. Трубка услужливо сообщила, что такие номера не существуют. Даже домашние. А никому другому Максим звонить не хотел – что он мог сказать? Привет, я – Максим, ну помнишь…?
'Тьфу ты!'
– Алло, девушка. Обед в номер.
– Господин Укасов, с вами хотят поговорить. Соединить?
'Хе. Началось'
– Соединяйте.
Остров Южный п.г.т. Новороссийск
Июнь 13 г.
– Милый, как дела? – Леночка обтёрла руки об фартук и обняла мужа.
– Пирожки?
– Пирожки!
Жена улыбалась. С улицы раздавались звонкие детские голоса. И пусть общежитие здесь, на острове, ни шло ни в какое сравнение с их сгоревшим домом там, на севере, но всё же… Все живы и, слава Богу, здоровы. Тьфу-тьфу-тьфу!
– Нормально всё. Солнышко, – Саша чмокнул супругу в нос, – надо посоветоваться.
Её глаза разом стали серьёзными. Она вообще сильно изменилась. Стала жёстче. И реже смеялась.
'Лапушка моя!'
В груди у Дубинина заныло – оградить любимую от невзгод у него никак не получалось.
– Здесь дом мы не получим. И деньгами нам не помогут. Всё на общих основаниях. Эта комната наша до будущей весны, а потом…
Лена вздохнула и тяжело села на сундук.
– Понятно. Но ведь есть 'но'?
Саша кивнул.
– Сейчас был на совещании. В узком составе. Нам предлагают отстроить Дубровку заново. Всем. Нам. Володьке, Олегу, Славке.
– А как же дети? Здесь школа, клуб… – Лена встревожено посмотрела на мужа, ехать обратно в эту глухомань она решительно не хотела. – Электричество даже есть!
Она умоляюще прижала руки к груди.
– Зачем нам туда?
– Ты знаешь, кем был Максим?
– Он же утонул!
– Не-а. – Сашка потёр лоб. – Он упал с обрыва, всё верно. Я сам видел. ОН НЕ ДОЛЕТЕЛ.
– …?
– Он не упал в воду. Он исчез. Он ушёл ТУДА. И боссы считают, что он может вернуться.
– Ах вон оно что…
Лена беспомощно расправила юбку и сделала ещё одну попытку.
– Он же псих.
– В том то дело, что нет. Я видел как он на нас СМОТРЕЛ. На нашу семью. На меня. На тебя. На детей. У меня всегда было ощущение, что его так и подпирает что-то сказать. А вот когда он пялился на море – то да. Псих.
Сашка помолчал.
– А может, он просто душу свою изливал. Или так плакал.
Лена думала. Пять минут прошли в томительном молчании.
– Как ты решишь – так и будет.
'Уфффф!'
– Шевцов даёт строителей. 'Папаша' – денег. Сёмин на тропе организует охотничью заимку. Охранять заодно нас будут. Да и автоматы никто у нас отнимать не собирается.
Саша поцеловал любимые руки.
– Не переживай. У нас всё будет хорошо.
Лена слабо улыбнулась.
– Я знаю. Милый, у нас маленький будет.
Алматы
Май 2013 г.
– Господин Укасов, добрый день. – Голос был мужественен и приятен.
– Добрый.
– Если вы не против, мы могли бы встретиться, поговорить?
– Отчего ж, извольте.
Максим наслаждался, начав этот светский разговор. Он с удивлением понял, что соскучился по беседам.
– Прошу прощения, я не представился. Иван Иванович Марков. Можно просто Иван.
– Макс. Поднимайтесь ко мне. Заодно и пообедаем.
Иван оказался высоким загорелым мужчиной лет сорока с настоящей голливудской улыбкой. В тридцать два зуба. С ямочками на щеках и смешливыми глазами.
– Привет, давай на ты.
Макс посмотрелся в зеркало.
'Мда, с ним на пару девчонок цеплять не получится'
– Давай.
За обедом они болтали о всякой ерунде. О погоде, часах, тачках и шмотках. Марков ориентировался в моде словно рыба в воде, рассказав Максиму о новых магазинах и об 'афигенном' индийском ателье, открывшемся в прошлом году. Максим в ответ посетовал на то, что его карточки, оказываются, 'анлим'. Что приводит его в состояние душевного трепета.
Марков беспечно отмахнулся.
– Ерунда это всё. Так. На первое время перебиться.
'А вот это уже интересно'
Макс подобрался и хищно оскалился. Лицо его, густо покрытое синяками, ссадинами и царапинами, стало страшным.
– А почему, ты, скот, решил, что у меня будет 'второе' время?
Макса начало потряхивать.
– Снова всю мою жизнь распланировали? Так?
В пальцах лихорадочно вертелась мельхиоровая вилка.
Марков на оскорбление и угрозу никак не отреагировал. Он спокойно доел суп, промокнул губы салфеткой и, отбросив образ приятеля и свойского парня, совершенно серьёзно посмотрел на Максима.
– Когда я узнал, ЧТО ты сделал, чтобы не попасть в руки к русским спецслужбам, я тебя сильно зауважал, парень. Свобода – это ВСЁ. Это самое главное, что отличает человека от скота.
У Максима в животе разлился жидкий азот.
– 'К русским'? А ты… разве?
– Иван Иванович Марков. Хочешь верь – хочешь не верь. Это моё настоящее имя. Мой президент поручил мне, – Марков надавил голосом, – лично. Говорить с тобой абсолютно честно. Только правду.
'Ёлы-палы, а ведь урод куратор был прав. Амеры узнали. Сейчас такая колбасня начнётся'
– Дядя Сэм?
– Точно. – Марков улыбнулся. – Я знаю, как ты относишься к моей стране. Плохо относишься. Чего уж там – твой психологический портрет нам хорошо известен. Выслушай меня. Если скажешь уйти – я уйду. Мы расстанемся по-хорошему и больше никогда не увидимся. Максим Баймуратович, у правительства Соединённых Штатов к Вам нет НИКАКИХ… претензий. Вот. Возьмите.
