ВВЕДЕНИЕ
Эта книга была написана в 1977 году на пике революционной борьбы, развернувшейся тогда в Италии. Нынешняя ситуация - совершенно иная, и сегодняшнему читателю следует об этом помнить.
В тот момент революционное движение, включая анархистов, было на подъёме, и всё казалось возможным, вплоть до предельного расширения вооружённого конфликта.
Тогда-то и следовало защитить себя от опасности милитаризации и специализации революционной схватки. Опасность эта исходила от меньшинства, пытавшегося навязать вооружённую стратегию десяткам тысяч товарищей, которые всеми возможными средствами боролись против репрессий, а также против попытки государства - честно говоря, довольно слабой попытки -реорганизовать капитал.
Таково было положение дел в Италии, но нечто похожее происходило и в Германии, и во Франции, и в Великобритании, и в других местах.
Стало очевидным, что многочисленные действия, осуществляемые товарищами против структур и представителей власти в ходе ежедневной борьбы, не могут Уместиться в логику вооружённой партии - логику, предложенную и утверждаемую в Италии Красными Бригадами.
Таков дух этой книги. Показать, что дело освобождения и разрушения - радостное и буйное творчество, а вовсе не мрачная и дисциплинированная политика специалистов революции.
Отдельные проблемы, поставленные здесь, уже сняты. Они были решены тяжёлыми уроками истории. Крах реального социализма показал, чего стоили управленческие амбиции марксистов. В то же время уничтожение социалистического лагеря вовсе не подавило желание свободы и анархии. Напротив, это желание неотвратимо расширяется, особенно среди молодёжи, хотя и не всегда согласуясь с традиционными символами и теориями анархизма.
Сегодня эта книга снова стала ключевой, но уже по другой причине. Не как критика доктринальной и авторитарной вооружённой структуры, которой больше нет, но как выявление могучей и радостной способности индивида к разрушению всего, что его угнетает или ограничивает.
Я должен заметить, что книга эта была запрещена в Италии. Верховный Суд постановил сжечь её. Все библиотеки, хранившие её экземпляры, получили специальный циркуляр от Министерства Внутренних Дел с приказом подвергнуть её уничтожению. Некоторые библиотекари, однако, открыто не подчинились государственному постановлению, полагая, что сожжение книг - дело нацистов и инквизиторов, а не библиотечных хранителей. Был также наложен запрет на дистрибуцию этой книги в Италии. При обысках и облавах она конфисковывалась у товарищей.
Я получил 18 месяцев тюрьмы за написание этой книги.
Альфредо Мария Бонанно, Катанья, 14 июля 1993
1
В Париже, в 1848 году, революция была праздником без начала и конца.
Бакунин
Отчего же, Солнце свидетель, те ребята стреляли по ногам Монтанелли? Разве не лучше было бы прикончить его выстрелом в рот?
Возможно, и так. Однако это было бы и тяжеловеснее. Мрачнее, угрюмее. Покалечить же гада имело более глубокий и сокровенный смысл - по ту сторону мести, за рамками наказания. Вот они и подстрелили его, фашистского журналиста и лакея боссов. Весёлые парни!
Покалечить - значило заставить его хромать, а тем самым - помнить. Покалечить - отличное, умное предприятие, не то что стрелять в рот и глядеть, как куски мозга разлетаются через глазницы.
Товарищ, ты, что каждое утро в сером тумане бредёшь в клоаку фабрики, или ныряешь в нутро офиса, чтобы узреть там те же хари: прораб, гнусный надсмотрщик, шпионящий за каждым мгновением, стахановец-с-семью-выблядками-заморышами, которых нужно кормить-поить, начальник, урод-соглядатай... Ты, товарищ, чувствуешь необходимость революции, борьбы, физического столкновения, может быть, даже смертельного. Но вместе с тем ты знаешь, как нужны тебе радость, восторг, восхищение - прямо сейчас, здесь, на месте. И ты вынашиваешь эту радость в своём воображении, когда идёшь, склоня голову в тумане, или часами стоишь в электричке, в трамвае, когда задыхаешься в белом чаду офиса - во всех этих отделах и отсеках гигантского механизма капитала.
Сфабрикованная радость: выходные, праздники, ежегодные отпуски, разрешённые и оплачиваемые боссами - не что иное, как любовь за деньги. Это ли любовь, друг? Сотни теорий, собранных под цветными обложками, брошюры, революционные издания... Ты должен делать то и это, товарищ, видеть вещи так и эдак, как повелел один или другой авторитет. Вот они - учёные, писатели, мудрецы - подлинные знатоки и толкователи, люди с большой буквы, их имена - на гнетущих томах и газетных разворотах...
Сама необходимость держать эти тома под рукой, в памяти, на полке - часть общей литургии. Не знать их, говорят тебе, - ошибка, подозрительное невежество. Их следует иметь при себе, на всякий случай. Иногда, поскольку тома тяжелы, ими можно припугнуть непослушных. Это называется: здоровое, хотя и не новое, утверждение весомости революционных текстов прошлого (и настоящего).
В этих томах нет ничего, относящегося к радости. Суровость монастыря сродни той атмосфере, которая окутывает эти страницы. Их авторы - жрецы революции, проповедники мести и наказания - проводят своё время, взвешивая на весах духов порицания и воздаяния.
Более того, эти весталки - в сюртуках ли, в джинсах ли - кичатся целомудрием, чего ждут и от адептов своих. Ещё они требуют вознаграждение за свои жертвы. Сперва они отринули комфортабельные окрестности своего классового происхождения, потом они поставили свои выдающиеся способности на службу неимущим. Они выросли и состарились, пережёвывая чужие слова и втайне страдая от одного вида грязных скатертей и неубранных постелей. Так что теперь, товарищ, ты обязан их слушать и им подчиняться.
Они мечтают об упорядоченных революциях, аккуратно скроенных принципах, анархии без пыли и встряски. Если же вещи складываются иначе, они принимаются выкрикивать критические лозунги, становясь достаточно шумными, чтобы быть услышанными полицией.
Революционеры - благочестивый народ. Революция - нет.
2.
Кошку я называю кошкой.
Буало
Мы все озабочены революционной проблемой «как и что производить», но никто не замечает, что сама идея производства - революционная проблема.
Если производство коренится в капиталистической эксплуатации, то изменить модус производства означает лишь изменить модус эксплуатации.
Кошка, даже если её покрасить красной краской, всё
равно останется кошкой.
Производитель свят. Руки прочь от него. Освятим его
