Ознакомительная версия.
Это было ошибкой. Арсению не следовало это говорить, но он узнал об этом позже.
— Как не звонила? — воскликнула Лера. — Ты хочешь сказать, что я… тебя обманула?
Арсений поморщился.
— Нет, я вовсе ни это имел ввиду, когда…
— Я ведь не пьяная, Арсений. Я действительно говорила с женщиной, которая…
— Лера! — перебил он ее. — Постой. Помолчи и выслушай меня. Только сначала постарайся успокоиться. Ничего страшного не случилось.
— Ничего страшного?
— Боже, к словам только не придирайся. Я хотел сказать, что мы живы и здоровы, а с остальным как-нибудь справимся. Только паники не надо. Всякое бывает. Вот она позвонила, может, взбрело в голову, что она подруге звонит. Сама подумай: она мужа только что потеряла. Кто знает, что у нее сейчас в душе?
— Арсений, она знала про нас то, что знают люди о своих близких знакомых. Ты меня понимаешь?
Арсений чертыхнулся. Лучше бы он ни в чем не признавался. С самого начала он мог сказать, что Ира действительно звонила, что Арсений еще раньше рассказывал ей о своей жене, а Ира воскликнула, что почувствовала в Лере родную душу. Он бы с легкостью провел жену, но именно первоначальное утверждение, что Ира не звонила, что она даже телефона не знает, шокировало Леру.
— Иногда так бывает, — тихо сказал Арсений.
— Как?
— Иногда мы пересекаемся со своими близкими знакомыми, видим, как они что-то делают, слышим, что они говорят, а позже оказывается, что ничего этого никто из них не делал и не говорил, — Арсений пожал плечами. — Не знаю, как это объяснить. Может, наслаиваются параллельные измерения или что-то в этом роде?
Лера застыла. Затем неожиданно фыркнула и заявила:
— Хватит нести ерунду, Арсений. Я тебя серьезно спрашивала.
— И я серьезно, моя милая. Почему ты думаешь, я на тебя однажды накинулся? Потому, что заждался тебя, как просила об этом твоя мать. А потом оказалось, что твоя мать вообще мне не звонила. Думаешь, я это придумал? Или наклюкался до умопомрачения?
Арсений подумал, не развить ли этот разговор дальше, но жена развернулась, бросила через плечо:
— Не хочу об этом говорить. Такое чувство, что ты из меня полную идиотку делаешь, — она ушла в ванную и закрылась там.
Арсений тяжело вздохнул. Нет, лучше молчать. Жену не убедить.
Ближе к вечеру Лера спросила про похороны. Она говорила об этом, как о чем-то решенном. Арсений же считал, что разумнее никуда не идти. Хватит он экспериментировал.
— Что? — в голосе жены послышалось возмущение. — Ты говоришь, не идти? Но ведь женщина нас позвала. Это не уважение к ней, к ее горю.
Арсений потоптался в кухне, поглядывая на жену. Он понимал, что не может рассказать про свою мать, которую не так давно видел в деревне. Не мог он рассказать о том, как мать его предупреждала и как она при этом выглядела. Лера просто не воспримет это.
— Понимаешь, — продолжала она. — Это еще хуже, чем не пойти на какой-нибудь юбилей или даже на свадьбу. Там хоть люди и без тебя будут радоваться, а здесь все равно, что не помог встать человеку, который поскользнулся, упал и тянет к тебе руку.
— Лера, я с тобой согласен. И все же поверь мне: нам лучше никуда не идти.
Она поморщилась, как будто сдерживала слезы.
— Не мучай меня, пожалуйста. Мне и так страшно. Меня так хорошо знает женщина, о которой я вообще ни разу не слышала. Она просит нас прийти на похороны ее мужа, а ты отказываешься.
— Если тебе страшно, зачем тебе туда идти? Любопытно? Хочешь ее увидеть и поговорить?
— Я не хочу, чтобы стало еще хуже. Если она сейчас звонит мне, как подруге, что будет потом? Не обвинит ли она меня, что я, этакая скотина, не подержала ее в трудный момент?
Арсений не выдержал. Сказал, что лучше прекратить эти дебаты. На этом их общение закончилось. Лере как будто пощечину влепили. Они вновь стали отчужденными, ложась спать, не сказали друг другу ни слова. И Арсений осознал, что сегодня они с Лерой впервые за долгие дни разговаривали, как прежде, спорили, пытались до чего-то договориться. Казалось, даже Лера забыла о своем странном состоянии, когда ее невозможно вызвать на обычный диалог, словно она прячется в собственную раковину, и страх не выпускает ее ни на минуту.
И всего-то для этого понадобилась чья-то смерть.
Но теперь и чьей-то смерти не хватит, чтобы вернуть их к откровенной беседе. Снова между ними появилась невидимая стена, через которую не перелезть, не достучаться.
14
Одинокое Сердце очнулся, не сразу осознав, что его за плечо настырно трясет чья-то рука.
— Вставай. Вставай, говорю. Сейчас же вставай.
Голос, неприятный и нудный, колол, словно еловые иголки, завалившиеся в сапоги.
— Да проснись же ты, ну!
Одинокое Сердце открыл глаза, уже зная, кого увидит. Его будил худющий старик в грязной, залатанной телогрейке. Он постоянно мерз и потому кутался в это тряпье, от которого исходила устойчивая вонь.
Никуда от него не деться! Сегодня Одинокое Сердце забрался в подвал с холодным полом, с трубами, покрытыми паутиной и мышиным пометом, но Худеющий и здесь его нашел. Недавно он выгнал Одинокое Сердце из парка, еще раньше — с берега мутной речушки. Любопытно, как он вообще отыскивал тех, кто ему мог понадобиться? Возможно, причина была в том, что Худеющий как-то связан с Черным Пальто?
Скорее всего, так. Однажды Худеющий, когда он еще не был таковым, пришел на мост, чтобы спрыгнуть вниз, но между ним и Черным Пальто что-то произошло, какой-то разговор, и вот теперь Худеющий ему чем-то обязан, иногда выполняет его мелкие поручения.
Одинокое Сердце не сомневался, что Худеющий тревожит его по наущению Черного Пальто.
— Иди-ка на похороны, — заверещал Худеющий, склонившись к лежащему Одинокому Сердцу и дыша ему в лицо. — Быстрее. Ты должен попасть туда, если не хочешь неприятностей. Давай, давай. Подъем.
Одинокое Сердце сел, едва сдерживаясь, чтобы не лягнуть Худеющего ногой. Это ничего не даст. С некоторых пор Одинокое Сердце заметил, что все происходящее вокруг подвержено определенным законам. Стоит тебе проявить ничем неприкрытое насилие, и становится еще хуже, словно нечто возвращается к тебе с не меньшей силой. Одинокое Сердце пытался вспомнить, было ли так всегда, еще до того, как он превратился в Одинокое Сердце, или это началось в последнее время, с тех пор, как он пытается что-то изменить. Тщетно — будто некий занавес скрывал большую часть прожитой жизни.
— Ну? — Худеющий улыбнулся, если только это можно было назвать улыбкой: губы разлепились, явив дыры на месте выпавших зубов. — Идешь на похороны?
— Когда? — устало спросил Одинокое Сердце.
Ознакомительная версия.
