Корень ошибки Курчевского – в попытке создать универсальную схему для орудий различного назначения. Безоткатные орудия могут дать хорошие результаты в некоторых специализированных нишах, где их достоинства способны компенсировать их недостатки. Но для этого лучше подойдет использование гладкоствольной установки для пуска реактивного снаряда, что позволяет резко снизить вес всего устройства и сделать его высокомобильным. Неизбежное падение точности не будет при этом иметь существенного значения, если использовать реактивные системы там, где они могут найти подходящую для себя цель. Во-первых, для стрельбы на близких дистанциях, где рассеяние невелико, как средство индивидуального поражения вражеской бронетехники, пулеметных гнезд и легких фортификаций. Во-вторых, для создания установок залпового огня, поражающих большеразмерные открыто расположенные цели – железнодорожные узлы, склады, войсковые колонны на марше, позиции артиллерии и т.п. При этом падение точности вполне может быть компенсировано увеличением массы единовременного залпа. Для увеличения же кучности можно предложить использование оперенных боеприпасов, снабженных стабилизаторами, выступающими за габариты снаряда. Высокая мобильность таких пусковых установок компенсирует демаскирующие признаки – в первом случае за счет переноски одним бойцом, во втором – за счет монтажа на автомобильном шасси или подвески на аэроплане.
Солидное получилось выступление, и, как мне казалось, вполне доказательное. Но не тут-то было! У идей Леонида Васильевича оказалось немало сторонников, и споры вспыхнули весьма жаркие. Добило меня то, что в перерыве меня позвали к телефону и трубка голосом моего начальника, Орджоникидзе, недовольно бросила:
– Прекратите травить Курчевского! Его изобретения позволят нам за счет значительной экономии металла нарастить выпуск артиллерийских орудий.
– Вам что важнее – план перевыполнить, или снабдить РККА надежным оружием? – не выдержал и сорвался я, еще не остыв от взаимных выпадов, которыми были переполнены выступления на совещании.
– Что ты себе позволяешь! – завелся с пол-оборота Григорий Константинович.
– Я себе еще и не то позволю! – уступать не было никакого желания. – Какой бы ни был Курчевский изобретатель, а подминать под себя опытную базу артиллерийского производства я ему не дам! Ишь, монополист выискался! Его системы для принятия на вооружение и постановку в серию не годны! Доведет он их или нет – бабушка надвое сказала. И что же теперь, срывать из-за этих миражей все работы по другим направлениям? Нет уж, увольте!
– И уволю! – уже совсем не сдерживая себя, кричит Орджоникидзе на другом конце провода.
– А кроме крика «уволю!» вы мне что-нибудь по существу возразить можете? – эту фразу я произношу уже тихим, усталым голосом.
Мой собеседник некоторое время молчит, и мне кажется даже, что я слышу его частое, тяжелое дыхание (иллюзия, наверное, – при нынешнем-то качестве телефонной связи…). Затем в трубке раздается сигнал отбоя.
В увольнение я не верю – не первый раз уже цапаемся на повышенных тонах, и уволить меня он грозится тоже не первый раз. И все же, не стоило самому так нарываться.
К концу совещания, как и можно было предугадать, от продолжения разработок Курчевского ГАУ не отказалось, но все же средства на исследования, как и мощности опытных производств, были перераспределены между разными конструкторскими группами более равномерно. Ну, и то хлеб. Часть этих средств – не без моего активного вмешательства – была выделена на разработки кумулятивных и подкалиберных боеприпасов.
Разумеется, занимаясь делами реактивными, я никак не мог забыть про свою идею широкого распространения ракетного моделирования. Через энтузиастов ракетного дела в Осоавиахиме в популярных журналах были организованы публикации, разъяснявшие основы любительского ракетостроения и элементарные меры техники безопасности. Пришлось вложить в это и свою долю участия, зверски насилуя память: ведь в данный момент в качестве единственного топлива для ракет (во всяком случае, твердотопливных) рассматривался черный порох. Экспериментам в ГДЛ с бездымным артиллерийским порохом было без году неделя, и они не предназначались для широкого освещения в прессе. Таким образом, про устройство пороховых шашек нашлось кому написать и без меня. А вот как быть тем, у кого нет доступа к пороху и прессам, необходимым для изготовления таких шашек?
В памяти засело слово «карамелька», но что это такое – разрази меня гром, вспомнить никак не мог. Лишь после долгих размышлений я с большим сомнением предположил, что, судя по термину, это смесь, а вероятнее всего, даже сплав на основе сахара. Так, а что нужно, чтобы сахар хорошенько так горел? Наверное, смешать его с… С бертолетовой солью? Нет, эта смесь рванет, а не гореть будет. Тогда, наверное, с селитрой. Но с какой селитрой – калийной или натриевой? И в какой пропорции? И какова технология приготовления такого сплава, чтобы не устроить пожар, или того хуже, взрыв? Нахально пользуясь своим служебным положением, я припахал специалистов из Главхимпрома, свел их с работниками еще не учрежденного официально ГИРД, и довольно скоро был получен искомый результат. Мне были представлены результаты испытаний, которые показывали, что импульс у такого топлива даже повыше, чем у черного пороха. Селитра нужна таки калийная, в пропорции примерно 60-65% селитры и 30-35% сахара.
Другая идея, которую тоже пришлось выкатывать от своего имени – использование нитробумаги. Точнее, плотного рулончика, получаемого из обыкновенной газетной бумаги, пропитанной раствором селитры и высушенной. Уговорил гирдовцев проверить и это предложение, и вновь оказалось, что вбросить идею куда проще, чем добиться ее воплощения в жизнь. Селитра при высыхании кристаллизовалась на поверхности бумаги, что сильно снижало эффективность горения. К счастью, энтузиасты ракетного дела не отступили, и после разнообразных попыток кому-то из них пришла в голову мысль нагреть бумагу – кратковременно, чтобы не вызвать ее возгорания, но достаточно сильно, чтобы добиться расплавления кристаллов селитры. Для этого использовали обыкновенный утюг, который попросту утащил из дома один из участников этой затеи. Утюг был испорчен, но искомый результат оказался все-таки достигнут.
Мне хотелось не просто дать толчок ракетному моделированию, а как можно шире заразить «ракетной лихорадкой» молодежь. Поэтому я не мог не вспомнить о коммунах Макаренко, тем более что сам ему намекал на нечто подобное. Через Осоавиахим до меня дошла информация о том, что в Харьковском техническом институте имеется студенческая группа по исследованию проблем реактивного полета. Вот их-то и надо пристроить наставниками по ракетному делу к макаренковским воспитанникам.
