class="p1">— Неважно. Уже никто.
— Блин, чел, ты рили стрёмный чел. Я говорил?
— Много раз.
— Блин, круто, что ты с нами, а не с ними. А то я тебя сцу.
Пробирок много, они надписаны, упакованы и явно предназначены для отправки. Честно сказать, я думал, что их давно пустили в дело, но, видимо, ждут финального запуска.
— Давайте, пока я не передумала, — сказала блондинка, садясь в медицинское кресло и пристраивая руку на подлокотник. — Страшновато всё же.
— Ты рили храбрая, — восхитился панк, глядя на неё сияющими влюблёнными глазами.
Я ввёл иглу в вену, показал, как менять вакуумные пробирки. Швабра пристроилась рядом на стуле с упаковкой пустых, а Говночел взялся переклеивать этикетки.
Я оставил их за этим занятием, велев не увлекаться, а сам пошёл дальше. Первое, что увидел, — спящего в коридоре на кушетке доктора. Похоже, он так и не уходил со вчерашнего дня. Заглянув в палату, понял, почему — все стационарные кровати заняты, а несколько школьников лежат на складных. В остальных то же самое. Похоже, Депутатор времени зря не теряет. Сложно сказать, насколько его спасательная активность конструктивна, но он иначе не может, а значит, делает то, что нужно. Почти как я.
Подростки перевязаны, в пластырях и бинтах, резко пахнет антисептиками — видимо, сюда попали самые пострадавшие. Даже под снотворным руки их дёргаются, глаза мечутся под закрытыми веками, некоторые глухо постанывают.
Я тихо прикрыл дверь, оставляя их судьбе. Какова бы она ни была.
Внизу, в приёмном, хлопнула дверь, затопали ноги, раздались раздражённые голоса.
— Устроили тут приют для отбросов, — выговаривает кому-то Директор. — Почему Завод должен за это платить? Выкинуть их, и всё! Пусть полицейский их сам лечит, если ему хочется! Зачем сюда тащить?
— Сюда он несёт только сильно раненых, — отвечает ему незнакомый голос, — тех, кто может ходить сам, собирает в школе. Там уже полно народу.
— Это нам не помешает? Ну, в запуске?
— Научный отдел говорит, что нет. Отродья так или иначе умрут, а какие именно — нам без разницы. То, что он собрал их в кучу, может быть, даже и к лучшему. Расчёт ускорится.
— Где этот чёртов доктор? Где образцы?
— Доктор где-то здесь, а образцы в лаборатории. Они уже подготовлены, осталось загрузить в машину. Через полчаса подойдут лаборанты, заберём, не волнуйтесь.
— Если бы вы знали, что стоит на кону, то тоже бы волновались. Тащите сюда доктора! Чёртов чужак, как он мне надоел…
Я осторожно обошёл спящего врача и вернулся в лабораторию, заперев на всякий случай за собой дверь.
— У вас полчаса, а то и меньше, — предупредил я.
— Босс, мы не успеваем! — нервно сказала моя уборщица.
— Я вам не городской фонтан! — возмутилась блонда. — Я не могу быстрее!
— Может, мне тоже типа стать донором? — спросил панк.
— Нет, не тебе, — отстранил его я, садясь в кресло. — Дай запечатанный комплект. Замешаем им коктейль, или я не бармен?
— Ты уверен, Роберт? — спросила Швабра.
— Я всегда уверен! — ответил я, прицеливаясь иглой в собственную вену. Меня охватило чувство правильности происходящего, а значит, я там, где нужен, и делаю, что нужно. Даже если не понимаю, что и зачем. Особенно, если не понимаю.
Когда в коридоре послышались шаги, мы уже были готовы — всё упаковали как было, пробирки вакутайнеров стройными рядами в кассетах-держателях, наклейки аккурат там, где были. Вряд ли Клизма быстро хватится своего запаса пустых, думаю, ему сейчас не до того.
— Что с этими-то делать? — Говночел встряхнул пакет с образцами крови местных. — Блин, чел, мне сейчас даже жаль, что вампиров не бывает. Мы могли бы неплохо расторговаться, рили.
— Скинем в шахту, — решил я. — Пусть не достанутся никому.
— Ох, как голова кружится! — воскликнула блонда.
— Обопрись на меня, — радостно подхватил её панк, обнимая несколько более фривольно, чем требует ситуация.
— Пошли уже, — нервно сказала Швабра. — Ещё не хватало попасться.
***
В баре я налил блондинке бокал красного — для восстановления крови. Её подружка отказалась, а Говночелу отказал я. Слишком у него реакция на алкоголь непредсказуемая.
— День Очищения начался, — сказала Швабра, когда мы с ней вышли на крыльцо, подышать. — Уже два часа как.
— Пока тихо, — ответил я, и тут же сглазил.
В квартале от нас послышались какие-то крики, с треском взметнулось выше крыш пламя.
— Там мой дом! — вскрикнула в испуге девушка. — А вдруг это он?
«Сдох-ни! От-ро-дье! — скандируют люди. — Сдох-ни! От-ро-дье!»
Деревянная халупа полыхает как костёр.
— Там мама! Там всё! — рвётся из моих рук Швабра.
— Уже поздно, — удерживаю её я. — там уже никого нет.
— Она даже почти не ходит! За что!
Её крики наконец-то расслышали за треском пламени.
— Она здесь! Её не было в доме! — закричал кто-то из поджигателей.
— Где ты шлялась, отродье? — заорал другой. — А ну, иди сюда, как раз разгорелось!
— В огонь отродье! В огонь!
Я аккуратно опустил на землю бьющуюся в истерике девушку и шагнул им навстречу.
***
— Боже, что это было, Роберт? — спросила меня Швабра, размазывая по щекам копоть и слезы.
— Некоторая забавная особенность моей природы. Я не только делаю нужное, но и отменяю ненужное.
— Отменяешь? Так это называется? Я не знаю, что я видела, но это запредельно жутко.
— Отменяю. Как будто оно никогда не случалось. Если верить научному директору завода, они добиваются такого эффекта много лет, ну а я это просто могу. Точнее нет, не то чтобы «могу» – это, скорее, моё свойство. Травматично для Мироздания, но оно и не такое стерпит. Заживёт. Будет шрам на ткани причинности, множество необъяснимых противоречий — ведь у них были семьи, родители, жёны, дети, работа, обязанности… Но постепенно всё сгладится. Люди легко замещают такие лакуны, выдумывая новые связи взамен исчезнувших, а на нестыковки просто закрывают глаза. Тебе легче?
— Да, наверное. Это был такой шок, что я пришла в себя. Я не успела её полюбить. Она превратилась в овощ раньше, чем я толком выросла. Где-нибудь
