РПК смолк. На мгновение меня охватил приступ паники. "Кротов, бл*дь, падла, подставил!" — заорал я, бросая пулемет и сдергивая «калаш» с плеча.
В этот момент, откуда-то издалека, не из цепи, ударили очереди.
Вначале я не узнал его, без плаща и головного убора с перемазанным пылью лицом.
Но это был мой отец. Левой рукой он поддерживал на переносице очки, а правой держал автомат, засевая пулями пространство перед собой. Как он не убил кого-нибудь из своих — это до сих пор для меня загадка. Видимо Бог иногда помогает безумцам.
На какое-то мгновение вампиры дрогнули. Они решили, что в обозе люди оклемались достаточно, чтобы пойти в контратаку. Даже я почувствовал, как сразу стало легко.
Сзади кто-то рявкнул: "Пригнись!", и оставляя дымный след полетела граната. Я совсем забыл, что княжеские гвардейцы были вооружены настоящими, а не фитильными гранатами. И метали они их на 50–60 метров. Я рухнул, дергая затвор автомата и беря на прицел ближайшие серебристые фигуры. Взрыв оглушительно ахнул, разгоняя остатки страхов.
Ударили «АК» дружинников, люди поднялись, замахиваясь зажатыми в кулак РГД 5, которые три секунды спустя, встали вспышками пламени в цепи нападающих, нашпиговывая металлом живых мертвецов.
Я повернул голову назад, ища отца. Он бежал, совершенно обалделый, со счастливым выражением лица, губы его шевелились. Кажется он кричал "Я попал, я попал!". Перед отцом очередью ночного кровососа срезало ополченца, тот тяжело рухнул на землю, и я не услышал, почувствовал, как хлопнул капсюль запала, выпавшей из руки гранаты.
Я закричал: "Граната, ложись! Ложись, взорвешься!"
А он в упоении от собственной смелости продолжал бестолково, неприцельно стрелять и бежать навстречу собственной смерти. Дым, грязь, пыль, комья поднятой взрывом земли закрыли отца от меня.
Что было дальше, я помню смутно. Бой превратился в свалку. В руках у меня было два автомата. Я попеременно жарил короткими, стараясь выбивать тех, кто пытался сопротивляться. Вампиры неуклюже бежали к люкам, а гранатометчики ловко отправляли по скоплению существ в серебристых костюмах тяжелые Ф-1, которые вклочья рвали упырей.
В голове была какая-то опустошенность. Я механически переставлял ноги, бесцельно перемещаясь по полю, разглядывая поверженных немертвых, пытаясь понять, что — лицо или рыло скрыто под темным стеклом шлема. Потом я, очевидно решив, что нечего пропадать добру, подцепил вампирский автомат, дернул с убитого кровососа разгрузочный жилет. А поскольку тот не желал сниматься, я со зла разрядил в голову вампира весь рожок его же оружия. Пули сначала раскроили шлем, показав серую, мерзкую, оплывшую, но все же смутно узнаваемую женскую физиономию с седой шевелюрой, а потом голова разлетелась как арбуз, забросав траву коричневыми кусками протухшего еще при жизни кровососа мозга.
Впрочем, это было лишним, от нервов. По мере того, как гасли синие огоньки генераторов на поясах, тела теряли форму, это было видно даже сквозь их многослойное, балахонистое одеяние. Почему-то мне подумалось, что вампирка наверняка огорчилась бы больше всего тому, как испачкались волосы, которые она мыла и сушила феном каждое утро, полагая, что с грязной головой на улицу не пустят.
Поймав себя на этом, я испугался, что могу сойти с ума, вспоминая то, что было не со мной. Я ушел в собирательство трофеев: поднимал всякие нужные железяки, даже скрутил лазерный прицел с одного из автоматов и разжился мечтой любого мальчишки — настоящим пистолетом. Делалось это не из корысти, не из черствости. Мне очень не хотелось увидеть то, что сделали осколки гранаты с моим отцом. Но все же ноги привели меня к дороге.
Какой-то человек сидел в канаве, положив на колени автомат, наклонив голову сжимая лоб и виски. Рядом что-то блестело — очки. Я отметил, что стекла целы.
— Папа? Папа, ты жив?! — закричал я.
— Живой, сынок, — ответил он, поднимая голову.
На лбу набухала устрашающих размеров шишка.
— Ты не ранен? — с тревогой спросил я.
— Если не считать «рога» на голове, то все в порядке.
— Повезло тебе, архивариус, — сквозь зубы бросил подошедший сзади человек. — Втулкой от взрывателя задело… По касательной.
Я повернулся и увидел лейтенанта Кротова, зажимающего простреленную руку.
— А я вот, похоже, отвоевался, — сказал княжеский офицер.
— Ничего, дядя Витя, мы еще повоюем, — подбодрил его я.
Лейтенант со стоном опустился рядом с отцом.
Я вылез из кювета на дорогу, замахал руками, закричал: "Санитары, сюда!!!".
"Геройский у тебя парень растет", — услышал я слова Кротова, обращенные к отцу, — "На глазах взрослеет… Хороший из него вояка получится…"
Через некоторое время порядок в обозе был восстановлен. Раненные были перевязаны, мертвые отнесены поближе к сгоревшему лесу, способные держать оружие бойцы заново приписаны к ротам и отделениям.
Разбитые подводы чинили всю ночь, всю ночь отец освещал прожектором из поиского набора пространство вокруг лагеря, а десятки стволов целились в световое пятно.
Наутро стало ясно, что нового нападения не будет. Убитых спешно похоронили в общей яме, забив каждому в грудь осиновый кол, зловонные останки вампиров сгребли в кучу, забросали обугленными деревяшками из леса, обломками телег и подожгли. Разведка амазонок нашла поодаль пару тентованых трехосных КАМАЗов военного образца и командирский «469». Оказалось, что немертвые имели свою, параллельную дорогу. И судя по ее состоянию, активно ей пользовались. По ней они обошли колонну и устроили засаду.
На грузовиках был запас топлива, запасных частей и покрышек. Поговаривали, что на бортах машин располагался вампирский арсенал, включая гранатометы и заряды для джаггернаутов, переделанные в мины. Но воительницы отдали князю только автомобили, поскольку сами не умели с ними обращаться. Механики владимирского войска быстро разобрались с подарками, и новые единицы техники гордо двинулись впереди колонны.
Плотники навели новый мост через Царь-овраг взамен сгоревшего, и вот уже к полудню следующего дня мы были на своей земле. Я клевал носом, отец, замотанный бинтами спал. Лишь дядя Федор, донельзя довольный тем, что его лошаденка нашлась, называл Маруську и «ласточкой» и «кормилицей» и «королевишной».
— Стой, привал, — пронеслось по колонне.
Дядя Федор принялся набивать самосадом свою коротенькую, глиняную трубку.
Издалека раздалось удалое "Геть с дороги!" и цокот копыт. Князев вестовой подлетел, спешился и почтительно обратился к отцу:
— Господин архивариус, великий князь Иван Васильевич требуют вас к себе.
