— О, Великий Бог! Твои люди жаждут твоей любви и доброты! Они давно уже не вкушали от твоих безграничных милостей! Они испытывают жажду и голод!
Это не было преувеличением. Постоянно находящаяся в ожидании толпа, под воздействием парасимпатического излучения, была подобна голодному зверю.
Поднявшись с колен, проповедник простер руки к массивной статуе Великого Бога, возвышающейся над Собором.
— Великий Бог! — кричал он. — Твои люди выдержали испытание! Страхом и страданием они доказали свою преданность! Они вырвали Сатану из своих сердец! Будь к ним милосерден, Великий Бог! Наполни для них свой рог изобилия! Оживи своим великим присутствием холодный безжизненный камень, и пусть амброзия проистечет из рук твоих и нектар заструится из твоих пальцев! Они долго голодали, Beликий Бог! Дай им пищи и питья!
Толпа, нервы которой были напряжены до предела, догадалась, что должно произойти и приготовилась к этому. Все знали, какие замечательные яства вскоре посыпятся на них. Неожиданно появились деревянные кубки и бронзовые кувшины. Люди натягивали над головой куски материи, чтобы поймать чудесные пирожные. Стоящие на крышах достали бадьи и ведра. Кое-кто из тех, что пошустрее и не робкого десятка, уже вскарабкался на плечи своих товарищей, надеясь первым дотянуться до лакомства. Ну а многие просто стояли, задрав головы с разделенными в стороны руками.
Гигантская статуя слегка дрогнула и сразу наступила тишина. Огромное, внушающее трепет и благоговение лицо склонилось над толпой. Грозные черты его разгладились, и оно просияло снисходительной улыбкой, напомнившей любящего, но бесконечно занятого отца, который вспомнил наконец о своих послушных детях.
Великий Бог медленно развел руки над площадью в знак своего великодушия. Затем из правой его руки забили мелкие фонтанчики. Иx было, наверное, больше тысячи. А из левой руки в толпу хлынул ливень твердых хлопьев и крошечных кубиков.
Людское море захлебнулось восторженным ревом при виде свалившегося на него изобилия еды и питья.
Однако не прошло и минуты, как восторженные возгласы сменились спазмами рвоты, вызванной распространившимся повсюду зловонием — отвратительной смесью запахов тухлого мяса, прогорклого масла, заплесневелого хлеба и прокисшего молока. Зловонные «нектар» и «амброзия» продолжали падать на людей, обволакивая их с ног до головы. Одни пытались уклониться от этой мерзости, натягивая капюшоны, а другие, предусмотрительно расстелившие материю, чтобы поймать побольше даров Бога, сейчас закутались в эту ткань. Некоторые люди надели на головы припасенные загодя кувшины. Однако отвратительный дождь не унимался. Он хлестал с такой силой, что даже отдаленные уголки Площади были покрыты пеленой темных струй.
Послышались злые возгласы недовольства. Ярость толпы нарастала. Простолюдины начали напирать на дьяконов, выстроившихся двойной шеренгой.
Проповедник на трибуне немедленно приступил к исполнению запасного плана. Стараясь перекричать ревущую толпу, он возопил:
— Великий Бог пока только испытывает вас! Должно быть, некоторые из вас утратили веру! Понятно, почему для них нектар и амброзия не имеют вкуса.
— Но Великий Бог сейчас доволен вашей верой! — продолжал он, не заботясь о том, насколько абсурдно звучат его слова. — Сейчас Великий Бог совершит настоящее чудо! Смотрите, как он наградит вас!
Зловонный дождь прекратился.
Гонифаций разгневанно заорал в телевизор:
— Остановитесь! Не надо больше никаких чудес!
Главный техник тупо уставился на него с экрана. Похоже, он не услышал приказа первосвященника и казался смущенным и растерянным.
— Мы отрезаны. Мы отрезаны, — глухо повторял он. — Предупреждающая система вышла из строя.
— Кто-то подключил симпатические источники! — нервно говорил Гонифаций. — Выясните в чем дело. И не надо больше чудес!
Главный техник пришел в себя и резко вскочил с места. Но на его вопросительный взгляд ассистент ответил лишь бессильным жестом отчаяния.
Однако, судя по всему, опасения Гонифация оказались беспочвенными. Из широко расставленных рук Великого Бога посыпался дождь золотых монет.
Почти мгновенно поведение толпы полностью изменилось. Люди снова обратили взгляды вверх. Повинуясь исконному укладу жизни, своей второй натуре, воспитанной Иерархией, они в очередной раз поверили словам проповедника, что низвергающийся на них сверкающий дождь будет по-настоящему золотым.
Внезапно цвет золотых струй изменился. Теперь они стали ярко-красными. И вновь послышались крики, сопровождавшиеся стонами внезапной боли. Толпа взревела, когда крошечные раскаленные докрасна монеты обжигали обнаженную кожу. Некоторые хватали монеты еще в воздухе, но сразу же отбрасывали их в сторону. Кому-то раскаленные монеты попадали прямо под одежду, а кто-то вскрикивал, наступая на них в суматохе босыми ногами.
Люди корчились, кричали и стонали.
С ревом, который заглушил крики боли, толпа, спасаясь от раскаленных брызг, подалась вперед, к двойной линии дьяконов, куда не долетали эти обжигающие золотые диски. Теперь уже их ничто не смогло бы остановить. Толпа продолжала напирать, а рев ее становился все громче и ужаснее. Те, кто оказался впереди, яростно размахивали кулаками. Дьяконы начали отступать. Под напором простолюдинов их шеренги распались.
Чтобы избежать нелепой трагедии, подобной случившейся вчера в Неоделосе, Гонифаций запретил выдавать дьяконам Жезлы гнева. Теперь по его приказу на подмогу дьяконам пришли Священники Первого и Второго кругов. Они торопливо выстроились шеренгами перед помостом и привели в действие защитные поля своих алых ряс. Рясы раздулись — шеренги раздались. Через головы распавшихся рядов дьяконов, в священников полетели горшки и кувшины с помоями. Они рикошетом отскакивали от защитного поля.
Однако с нимбами над головами священников начало происходить что-то странное. Они то вспыхивали фиолетовым сиянием, то гасли.
Внезапно выдвинувшиеся вперед шеренги священников охватило смятение. Где-то в центре строя произошла заминка. Задние ряды жрецов наскочили на ряды передних и тут же были отброшены. Несколько священников упали на землю. Строй превратился в беспомощно сгрудившуюся кучку алых ряс.
Гонифацию сразу же стало ясно, что какие-то постороннее вмешательство изменило радиус и мощность их защитных полей.
Но сами первосвященники могли только беспомощно взирать на все возрастающий хаос вокруг трибуны. Длительная практика научила их скрывать свои чувства под маской безразличия, но теперь их лица ничего не скрывали, полностью отражая охватившую их растерянность. Не страх был этому причиной, а ощущение, что весь их материалистический мир, столь удобный и безопасный, рассыпается на глазах. Наука, которая всегда служила им верой и правдой, вдруг стала игрушкой в руках темных сил, которые ради своего удовольствия могли изменять и разрушать ее законы. Их первый принцип, гласящий, что существует только космос, состоящий из электронных частиц, не имеющий ни души, ни цели, был перечеркнут. И поверх него чья-то исполинская рука начертала крупными черными буквами: «Прихоть Сатаны».
