Вселенная?» Ей стало страшно – как сейчас, – и она прошептала, сама от себя таких слов не ожидая: «Ты мне нужен, только ты, понимаешь?» – «Да, – сказал он и поцеловал ей сначала левую ладонь, потом правую, а потом уткнулся носом ей в ухо и пробормотал: – Все в этом мире существует, пока мы живы. Когда нас нет – нет ничего. Вселенной нет тоже. Для меня “всегда” – пока мы с тобой живем на этом свете». Он что-то еще бормотал, она не запомнила.
Что значит: «Пока»?
– Что значит: пока жив?
Это она спросила, или Манкора задал вопрос ее голосом?
Ответить он не успел. Дверь открылась без стука. Казеллато пропустил вперед женщину, возраст которой Эйлис могла определить с точностью до нескольких месяцев, была у нее такая способность, удивлявшая Чарли, – определять возраст (только женщин!) с первого взгляда. Вошедшей было шестьдесят три с хвостиком, хотя кто-нибудь другой дал бы ей не больше пятидесяти. Строгий мужской костюм стального цвета, с накладными плечами. Женщину Эйлис прежде не видела и имени не помнила. Странный этот парадокс занимал ее сознание не больше секунды – женщина, не думая представляться, спросила:
– Гордон? Панягин?
Манкора поспешил сгладить неловкую ситуацию:
– Миссис Гордон. Эйлис, это доктор Ванда Рудницки. математик.
Доктор Рудницки хмыкнула, Казеллато усмехнулся, оба, похоже, знали что-то, оставшееся для Эйлис за кадром.
– Сядем, – сказала доктор Рудницки, – и я не уверена, что миссис Гордон нужно знать числа.
– Нужно, – отрезал Манкора. Доктор Рудницки покачала головой и села на диванчик, не взглянув на Эйлис.
– Орбита нестабильна, – сказала она. – Корабль прошел перицентр на высоте тысячи семисот шестидесяти километров… Практически без атмосферного торможения, из чего следует, что наши ранние расчеты не оправдались – атмосфера Энигмы вовсе не такая плотная, как предполагалось. Кстати, Берг и его камарилья в полном недоумении. Я бы даже сказала – в прострации, видел бы ты их сейчас…
– Представляю, – буркнул Манкора. – Планета с массой Нептуна, с плотностью рыхлого камня, да еще и относительно разреженная атмосфера. Для планетолога – сущий ад. Дальше?
– Далее корабль – и тут расчет оказался адекватен – вышел на околозвездную параболу. Эксцентриситет единица точка ноль семь плюс минус ноль точка ноль три.
Доктор Рудницки, наконец, бросила на Эйлис взгляд, полный жалости, чего Эйлис ожидала меньше всего.
– Орбита, как я сказала, нестабильна и надолго, даже в пределах года-полутора, не просчитывается. Но, если принять последний пересчет за основу, то корабль пройдет периастр на расстоянии около четверти астрономической единицы, а как траектория пройдет дальше, сказать пока невозможно. Если в периастре корабль не…
– Это не имеет значения, – вставил Казеллато.
– О чем вы? – У Эйлис заболело в затылке, будто кто-то пытался воткнуть тупую иглу. Эйлис приложила к затылку ладонь, поморщилась, Манкора переглянулся с Казеллато, наклонился к Эйлис, спросил:
– Вы в порядке? Что…
– Да. Ничего.
Боль прошла так же неожиданно, как возникла.
– О чем вы говорили? – повторила она.
– Не уверена, – сказала доктор Рудницки, разглядывая свои ладони, – что миссис Гордон необходимо…
– А это, – неожиданно жестко отреагировал Манкора, – решаю я, верно?
Доктор Рудницки сцепила пальцы.
– Видите ли, миссис Гордон, – заговорила она будничным, равнодушным тоном, но Эйлис знала, что услышит плохую новость: таким точно тоном, не желая, видимо, вызвать слишком неадекватную реакцию, дядя Питер, когда Эйлис было одиннадцать лет, сообщил о смерти мамы. Мама умерла в больнице, Эйлис две недели не пускали к ней, не позволили попрощаться, оберегали, как потом сказал дядя Питер, но это было еще хуже, это было бесчеловечно, и сейчас у доктора Рудницки был такой же голос, и смотрела она на Эйлис, как тогда смотрел дядя Питер, но ей уже не одиннадцать…
– Видите ли, Эйлис… – то ли Ванда уже третий раз повторила эту фразу, то ли у Эйлис в сознании время свернулось в кольцо, и теперь это «видите ли…» будет повторяться безостановочно всю ее жизнь. Она не могла выдержать еще одного повторения и крикнула «Ну же!» А может, не крикнула, а подумала. А может, доктор Рудницки вовсе не талдычила одно и то же, а только запнулась.
– Кто-то, – прервал кольцо повторений Казеллато, – скорее всего, Амартия Сен, но точно пока не установлено, в дневнике нет отметки… В общем, неважно, кто именно… включил коррекционный двигатель на полный рабочий цикл, в результате все рабочее тело было израсходовано. Пройдя на самом близком к Энигме расстоянии, «Ника» вышла на околозвездную орбиту, но орбита нестабильна, и корабль, скорее всего уйдет в межзвездное пространство, где будет двигаться…
– Вечно, – сказала Эйлис. – Пока существует Вселенная.
Казеллато споткнулся на полуслове. Доктор Рудницки пожала плечами, пересела ближе к Эйлис и обняла ее за плечи. У Ванды были чужие руки, и, хотя Эйлис сама себе не могла объяснить, что это означает, она мысленно отодвинулась, и это, как ни странно, помогло: Ванда обняла ее, потому что хотела помочь, она не могла знать, что Эйлис с Чарли говорили о любви и Вселенной не потому, что Вселенная одна, да будь их хоть миллион, каждая была бы Большой Вселенной, потому что в каждой она была бы с Чарли…
И с Алексом?
На этот вопрос Эйлис тоже ответила. Еще когда «Ника» летела к Энигме, когда с Чарли на борту она изредка разговаривала по приватному каналу из Контрольного центра, а Алекс молчал, она все равно его ощущала, Алекс говорил с ней молча, и Эйлис понимала, что с ним она – в другой вселенной, той, что пишется со строчной буквы, но от этого не менее реальна. Во множестве вселенных Эйлис была с Алексом, любила Алекса, и там, не в мечтах ее, а в самой что ни на есть реальности, они с Алексом были неразлучны…
– Милая Эйлис, – тихо произнесла доктор Рудницки, – нам… – она запнулась, – нам всем нужна ваша помощь.
– Моя?
– Ваша, Эйлис, – голос Дона, руки Ванды. – И нужно принять решение быстро, пока кто-то из них не… – мгновенная запинка, – не пришел.
– Но я…
– Выслушайте, Эйлис. Только выслушайте. Чарли погибнет, потому что корабль неуправляем. Если бы рабочее тело не израсходовали, можно было поискать в системе звезды Волошина темное тело, принадлежащее нашей Вселенной. Там оно проявляло
