– И опять дурак! – не полезла за словом в карман девчонка. – В трех порциях в три раза больше вафель. Значит и имен в три раза больше.
– Пока одну порцию будешь лизать, две другие растают и по рукам потекут! – не сдавался ее юный оппонент.
О каких это они именах толкуют? – подумалось мне, пока я подбирался поближе к торговке. А, вот же – на вафлях вытиснены имена. И ребятишки жаждут узнать, кому какое достанется: одни ищут совпадения с собственным именем, другие надеются таким способом узнать имя суженого.
Любопытство к мороженому проявил не я один – Лёнька подал голос:
– Папа! Купи морожена!
– Не «морожена», а мороженого! – с ноткой строгости в голосе поправила его Лида.
– Ну, купи! – отозвался на ее поучение сынишка, переходя на просительный тон.
– Купит тебе папа мороженое, – успокоил я его, – но есть будем дома, потому что тут, на ходу, ты весь обляпаешься.
– Не обляпаюсь! – тут же возразил Лёнька.
– Либо так, либо никак, – пресекла мама его попытку завязать спор.
Надюшка взирала на наши разговоры с некоторым непониманием – она еще не представляла себе, что это за зверь такой, – мороженое – и лишь угроза назревающей семейной сцены заставляла ее надувать губы.
Пока мы так препирались, подошла наша очередь, и теперь можно было хорошо разглядеть священнодействие, в результате которого отмеривались порции этого желанного лакомства. На донышко цилиндра того размера, который соответствовал оплаченной порции, укладывалась круглая вафля, при помощи ложки цилиндр наполнялся, а сверху на мороженое укладывалась вторая вафля. Затем при помощи поршня подвижное донышко выдавливалось из цилиндра наружу, а вместе с ним на свет божий появлялась и готовая порция. Теперь ее надо было хватать за вафли и слизывать мороженое по кругу, пока не останутся одни вафли. Тогда их можно разлепить, и прочесть вытисненные на них имена – ушла продавщица укладывала вафли именами внутрь, так что, не вылизав мороженное, нельзя было увидеть надпись.
Получив свои порции – а мы взяли большие, чтобы они не так быстро таяли по пути, мы всем семейством отправились домой, лопать мороженое.
Воскресный день в кругу семьи пролетел, как и не было. А с понедельника сызнова на плечи легла тяжесть забот. Снова из ЦК и Совнаркома давят, требуют увеличить выпуск продукции то по той, то по другой позиции, требуют расширить список строек. Как ни странно, пока этот нажим ещё более или менее отбивается – пусть и не во всех случаях – экономическими контраргументами. Но всё чаще в ответ на них приходится слышать совет «изыскать внутренние резервы», а в ответ на замечание, что эти резервы отнюдь не бездонные, дается совет «нажать как следует» и «подтянуть гайку, кому надо».
К сожалению, я далеко не главный в цепочке принятия решений, и полностью перекрыть усердие больших и малых начальников, рвущихся выполнить пятилетку в четыре года, не удается. Однако даже ситуация на моем участке ответственности – в планировании промышленности – не внушала мне столь сильных опасений, как коллективизаторский зуд, охвативший партийную верхушку. Можно было понять, что проблема хлебозаготовок, каждый год подходящих опасно близко к грани срыва, сидит у них занозой. И вот, уверовав, что наискорейшее объединение крестьян в коллективы позволит избавиться от этой вечной головной боли, они взялись за дело насаждения коллективных хозяйств с усердием не по разуму.
Тревожные сигналы с мест о нетерпимых злоупотреблениях в ходе кампании коллективизации и о нарастающем из-за этого неблагополучии в отношениях с крестьянством, не принимались во внимание, или объявлялись проявлениями «правого уклона». Впрочем, при всей схожести тенденций с тем, что мне было известно по прежней истории, отличия все же были. О «сплошной коллективизации» пока речь не велась, и лозунг раскулачивания ещё не встал в повестку дня. Но если гонку за охватом крестьян коллективами не придержать, логика событий неизбежно приведет и к этому.
Опасения испытывал, разумеется, не я один. Разногласия по поводу текущей политики проникли в партийную печать, где довольно осторожная критика со стороны сторонников группы Бухарина–Рыкова–Томского уже встречала прямые персональные обвинения в правом уклоне, не касавшиеся пока только лидеров этой группы. Но их сторонники уже вовсю «прорабатывались» в печати, их начали вытеснять с руководящих постов и с позиций в партийной прессе. До решительно схватки с «правоуклонистами» оставался один шаг.
Именно поэтому ничего не остается, как предпринять последнюю отчаянную попытку воздействовать на ход событий. На этот раз решаю действовать в лоб: времени уже не остается, ибо когда разгорится кампания по разгрому «правых», сомневаться в политических ярлыках, которые будут приклеены любому крику хозяйственной политики партийного большинства, не приходится. Действовать я вынужден через голову непосредственного начальника – Орджоникидзе заметно беспокоят опасные тенденции в промышленности, но он категорически не желает идти против линии большинства ЦК в этом вопросе. И вот я записываюсь на прием к председателю СНК СССР…
Разговор у нас получился какой-то странный. Я распинаюсь, Иосиф Виссарионович слушает – и молчит. Ни да, ни нет, ни одобрения, ни возражений.
– …Я вполне понимаю тех партийных работников и хозяйственников, которые стремятся максимально расширить выпуск промышленной продукции. Точно так же мне понятны причины, толкающие на скорейшее объединение крестьян в коллективы. Нам нужно всё, и побольше, а без коллективизации мы не решим зерновую проблему. Однако смею утверждать со всей ответственностью, что тот нажим, который предпринимается в данном направлении, приведет к результатам, прямо противоположным желаемым, – так начинался мой монолог.
– Желая получить всё, получим меньше, чем возможно. Расширяя титульный список строек, не обеспеченных проектами, стройматериалами, кадрами, строительной техникой, промышленным оборудованием, мы попросту омертвляем капиталовложения. Приходилось слышать возражения, что, несмотря на затяжку сроков строительства, мы же получим в конце концов массовый ввод в строй новых предприятий. Однако пока это произойдет, мы продолжаем изымать из народного хозяйства колоссальные средства, которые годами не будут давать никакой отдачи. А концентрация капиталовложений на меньшем числе строек позволила бы быстрее вводить предприятия в строй, не устраивая чехарду с проектированием, снабжением и организацией строительных работ – и получать отчисления в бюджет с работающих предприятий. А из-за омертвления капвложений нынешняя погоня за темпами уже приводит не к их росту, а наоборот – к снижению! Вот здесь приведены вполне наглядные цифры на этот счет, – с этими словами протягиваю Сталину тоненькую папку с несколькими машинописными листами. Он принимает ее из моих рук и молча кладет рядом с собой, продолжая сверлить меня пристальным взглядом. Мели мол, Емеля – твоя неделя. Что же, остается только продолжать:
