Пришелец сразу узнал всемирно известного еще четверть века назад Героя Земли, крепкого, коренастого, круглолицего, с запоминающейся улыбкой и с заметной теперь проседью на висках:
— Герою Земли, президенту, сердечный привет мудрецов!
— Уже не президенту, — горько усмехнулся Ильин.
— В архивах есть такая запись. За вами прилетел в ваш мир, о том, что ждет вас, зная.
— Я не понял, о чем вы говорите, но позвольте предложить вам пройтись со мной хотя бы в ближайший парк прежней усадьбы.
Он хотел увести старца подальше от сфокусированных на даче подслушивающих лучей.
Пришелец кивнул в знак согласия.
Шли молча. Разговаривать пока было трудно: Ильин повел старца извилистой тропкой к берегу речки. Они перешли ее по железнодорожной насыпи, под которую она ныряла. Карабкались по крутому склону возвышенности и, наконец, не достигли плотины пруда. Перейдя ее, оказались в парке. В конце аллеи виднелся прежний помещичий дом с колоннами.
На берегу нашлась удобная скамейка.
— Я узнал вас, почтенный Наза Вец, увидев с веранды, и поспешил навстречу. Всегда принимал вас за выдумку, позволяющую автору решить свои задачи. И никак не ожидал, что буду сидеть рядом со сказочным персонажем на берегу пруда, где горевала сказочная Аленушка о своем братце Иванушке.
— Но Васнецов-художник сказкой реальное горе показал.
— Но вы—то не рисунок, а живая плоть и кровь, притом как будто нестареющая.
— Сомненья ваши мне понятны. Живой пред вами Наза Вец. А потому я не старею, что лишь на краткий миг являюсь к вам, былую Летопись листать. Я остаюсь самим собой в безвременье между мирами. Мое же время отмечает биенье сердца моего. «Моих часов» пройдет немного для перехода в другой век.
— Что привело вас в наши годы, и как нам удалось найти меня?
— Случилось это в неомире, в глубокой древности его. Я прочитал о вас в архивах. Ведь нам придется пережить все что у нас происходило, пройдя сквозь Времени Слои. Осталась там для вас программа. Записан даже ваш захват и леденящая расправа на подготовленном суде. Мы ход истории изменим, доставив вас в наш неомир.
— И вы хотите, чтобы я, себя спасая, покинул свой несчастный мир?
— Однажды вы спасли его, а также наш соседний неомир. В веках былых искал Героя, планету взялся б кто спасти, а он сидит со мною рядом в преддверии суда над ним. Вы слишком дороги планете, чтобы позволить вас убрать. Вы замахнулись на такое, что вас аннигилятор ждет.
И Наза Вец припомнил Ильину, как не раз случалось в мировой истории, когда высшие достижения науки использовались в самых мрачных целях. Так, в начале третьего тысячелетия получение учеными антивещества, прежде всего, попало к военным, как средство уничтожения. На объект выпускался луч античастиц, и они, соединяясь с частицами вещества, из которого состояли машина, дом или человек, превращали его в кванты вакуума, то есть в пустоту. И воздух схлопывался там со щелчком.
— В суде воспользуются этим, как было в древности у нас! Мы обойти должны ту запись, хранят что Времени Слои.
— Меня хотят судить, чтобы расправиться со мной. Они считают это не труднее, чем запретить память об Октябрьской революции. Называют ее мятежом, забыв, как она потрясла тогдашний мир, заставила владельцев фабрик и заводов пересмотреть отношение к людям, работающим на них, сделать их жизнь лучше. Лишь бы не вздумали они идти вслед за Октябрем к мировой революции. Но запрет этот курьезно напоминает древний наказ властей забыть о Герострате, сжегшем храм, чтоб помнили его. И запрещенное имя стало незабываемым, — увлеченно, даже горячо говорил Ильин.
— Не сможет сделать это суд. Но вам от этого не легче.
— Они хотят запугать своим судом народы мира. Но как бы им самим не струсить, — запальчиво пригрозил Ильин.
— Я уважаю вас, Ильин. Я счастлив, что нашел—таки Героя. Судить не просто президента, который в юности планету спас.
— Но я не в прошлое гляжу, а постараюсь вскрыть грядущее на затеянном ими суде, всему миру показать тяжкую судьбу человечества.
— Позвольте с вами мне вернуться. Близ дачи заберет меня мой зонд.
Обратно шли другой дорогой. Миновали помещичий дом—музей, хранивший романтику XIX серебряного века и память великих художником и музыкантом.
У калитки, где они встретились, их ждал «черный ворон» и стражи под стать ему в черных формах.
Офицер строевым шагом подошел к Ильину и, нагло глядя ему в лицо, напыщенно произнес:
— Обвиняемый Ильин! Вычислить, где вы находитесь, не так уж трудно. Генерал—директория лишила вас свободы и отдает под Гласный Суд Высшей власти правового общества.
— Всегда готов воспользоваться правами обвиняемого, чтобы разоблачить незаконную «кувырк—директорию», — спокойно произнес Ильин.
— Надеть на него наручники! — приказал, потеряв самообладание, офицер. — И сообщника его схватить. Обласкать пучком при сопротивлении!
— Сопротивляться нужно вам, — загадочно произнес Наза Вец и на глазах ошеломленных «неоопричников» растворился в воздухе.
— Кто осмелился аннигилировать его без моего приказа? — закричал взбешенный офицер
— Но, капитан, — возразил один из черных стражей. — Посмотрите, как далеко находится лучеиспускатель. Он оттуда не достанет.
— Но человек не может сам собой аннигилироваться. Считать, что сообщник Ильина уничтожен при попытке к бегству.
При этих словах Ильин, садясь в «черный ворон», усмехнулся. Он—то знал, что пришелец из неомира не перестал существовать, а перешел в другое измерение.
Офицеру это не понять, и объяснять ему Ильин не стал.
На видеоэкране за ходом заседания военного трибунала взволнованно следили сестра Ильина Евдокия Николаевна и старший ее сын Сергей Александрович. Младший Дмитрий, еще студент, был на преддипломной практике.
Генерал—директория стремилась «судебным спектаклем» угодить нефтяным магнатам в расчете на их финансовую помощь.
Заседание проходило на крытом стадионе, на футбольном поле, застланном гигантским ковром, расставлены были ряды стульев дополнительно к переполненным трибунам, чтобы вместить до ста тысяч зрителей.
На временной эстраде, где порой выступали любимцы публики, сейчас стоял покрытый военным знаменем стол с тремя троноподобными креслами для высоких судей. Справа от стола возвышалась трибуна прокурора. Для защиты такой трибуны не было, поскольку Ильин отказался от адвокатов, и вместо нее там виднелась железная клетка для обвиняемого, как для дикого зверя. Вплотную к ней примыкал какой—то сложный аппарат с раструбом, направленным на скамью подсудимых.
Туда и ввели недавнего президента, сняв с него наручники только в клетке.
