Правда ахает, Дженсон в ужасе, даже Кемо на секунду теряет самообладание, а Гэмон лишь хнычет.
Кунал ковыляет обратно своей странной «перевёрнутой» походкой — словно человек, идущий на руках, но головой вверх. «Гости» не могут смотреть на него.
— Думаю, стоит показать им Марисоль, — говорит Сонтхи
— Как раз собирался предложить.
Роден ведёт их к одной из многочисленных дверей по краям двора. Кунал извлекает ключ из перегруженной связки, открывает дверь и Роден вталкивает ребят внутрь.
В комнате девочка. Или нечто, когда-то бывшее девочкой. Теперь она больше похожа на инопланетянина из довоенного фильма. У неё четыре глаза, все разных цветов, скулы опущены, чтобы вместить лишнюю пару глаз. И у неё четыре руки.
— Разве она не чудо? — вопрошает Роден, взирая на девочку с обожанием.
Колтон едва сдерживается, чтобы не выплеснуть наружу то немногое, что съел раньше. Правда проигрывает такую же битву с собой, и Кунал спешит за тряпками, чтобы прибраться.
— Признаю, поначалу она обескураживает, — говорит Роден. — К экзотическим созданиям нужно привыкнуть, как мы привыкаем к экзотическим блюдам.
Существо, съёжившись, стоит в углу каморки.
— Пожалуйста, — умоляет Дженсон. — Ради всего святого, уведите нас отсюда.
Роден пропускает его мольбы мимо ушей.
— Марисоль, ты счастлива?
— Да, доктор Роден, — боязливо отвечает она, не встречаясь с ним взглядом.
— Ты довольна тем, что мы для тебя сделали?
— Да, доктор Роден.
В её голосе смерть. Смирение. Колтон опускает взгляд и видит на её ноге кандалы. Видимо, на случай, если она не так счастлива, как утверждает.
Достав из кармана карамельки, Роден раскладывает их в каждую из четырёх рук Марисоль. Она по очереди подносит карамельки к рту, но четвертая рука промахивается, тычется в щёку и бессильно падает.
— Мы еще работаем над двигательной координацией нижней левой руки Марисоль. — Потом Роден рассказывает, как он надеется со временем создать девочку с восемью руками. — Живая, дышащая версия Кали, индуистской богини, — говорит он. — За неё мы получим целое состояние на чёрном рынке, верно, Сонтхи?
Тот задирает брови и кивает. Кажется, он тоже не в восторге от творчества доктора, но Да-Зей хорошо платит. Только теперь Колтон начинает понимать, кто тут главный. А он удивлялся, почему Сонтхи позволяет доктору вытворять такое. Но теперь ясно. Этот дворец принадлежит Родену. Лагерь принадлежит Родену. Все здесь, включая Сонтхи, работают на доктора.
— Скажите, — говорит Роден, — кто из наших гостей сегодня набедокурил? — Он с улыбкой смотрит на Колтона, и тот вынужден отвести взгляд. — Вот этот? С глазами?
— Мы все с глазами, — еле слышно произносит Колтон.
Сонтхи кладёт руку на плечо Дженсона и выталкивает его вперёд.
— Этот. Избил вон того, мелкого. Мы его уже предупреждали, но он не слушается.
Роден оглядывает Дженсона, словно картину оценивает.
— Ну что же, я знаю способ, как заставить его слушаться.
И кивает охранникам. Понадобилось трое, чтобы уволочь брыкающегося и вопящего Дженсона.
• • •
Остальных молча отводят в камеру. Смысл сообщения очевиден, Сонтхи и не надо ничего говорить. Будешь плохо себя вести — станешь материалом для очередного шедевра Родена.
— Как вы думаете, что с ним сделают? — спрашивает Правда. После визита в Дом с привидениями в ней поуменьшилось агрессии и прибавилось страха.
Колтону не хочется даже думать об этом, но в разговор включается Кемо. После возвращения он пытается создавать в камере атмосферу покоя. Впрочем, безуспешно — он сам явно не находит покоя в собственной душе. Его медитации всё короче, и он всё чаще меряет шагами камеру, бормоча мантры.
— Что бы ни сделали, — говорит Кемо, — надеюсь, трансформация Дженсона будет иметь для него смысл.
Колтона его слова только злят.
— Как ты можешь такое говорить? Какой вообще в этом может быть «смысл»?
Кемо сохраняет (или демонстрирует) спокойствие.
— Либо всё имеет смысл, либо ничто не имеет смысла. В каком мире ты бы предпочёл жить?
Гэмон перестал плакать. Кажется, в Доме с привидениями его пробрало до глубины души. Он по-прежнему не разговаривает, но и не хнычет. Правда сворачивается в клубок и ковыряет кожу на локтях, пока они не начинают кровоточить. Интересно, накажет ли её Да-Зей за порчу своей собственности?
Видимо, это праздный вопрос, поскольку на следующей утренней поверке Правду отбирают для расплетения. Девчонка вопит и протестует, ругаясь на полудюжине языков, но это ничего не меняет. В конце концов её уволакивают в одно из зданий без окон — в то, где проводится расплетение. Колтон надеется, что все для неё закончится быстро.
Прежде чем их уводят внутрь, Колтон видит, что в некотором отдалении маячит Роден с биноклем в руках. Доктор отводит бинокль, и оказывается, что он не просто оглядывает сцену, а смотрит прямо на Колтона. «Парень с глазами». Доктор улыбается. И если вчера эта усмешка вынудила Колтона отвернуться, сегодня он не позволяет Родену запугать себя. Смотрит противнику в глаза и не улыбается в ответ.
В камере никто не упоминает Правду. Разговор о ней — к неудаче, а им нужно много удачи, всё, что только получится собрать.
— Какая судьба хуже? — размышляет Кемо вслух. — Если тебя отслоят и расплетут или проведут над тобой эксперимент?
Этот вопрос Колтона не волнует, но откликнуться его заставляет спокойствие, с которым рассуждает Кемо, словно речь идёт о гипотетической, а не реальной ситуации.
— Как ты можешь сравнивать?!
— Я и не могу, — говорит Кемо. — У меня нет ответа. Расплетение с отслоением отличается от обычного. Если умирает мозг, само собой, умирает и человек, даже если его плоть жива. А со смертью приходит тайна того, что лежит за ней. К смерти я готов. Но стать одной из… тварей Родена? — Кемо передёргивает плечами. — И всё же в виде твари ты жив, предположительно, сохраняешь собственный мозг. — Он смотрит на Колтона, не видя его, и задаёт вопрос, в котором звенит торжественность «гханты»: — Тебя не соблазняет такая перспектива?
— Нет! — отвечает тот. — Ни за что! Пусть меня лучше отслоят.
Но Кемо улыбается, потому что знает: собеседник не уверен до конца.
• • •
На следующий день после того как увели Правду, в камере появляется новый обитатель. Дверь в их отстойник распахивается, и охранники втаскивают внутрь девушку. Девушку, с головы до ног изукрашенную татуировками.
— Ублюдки! Вы не можете так со мной поступить! — вопит брыкающаяся Карисса. — Да как вы можете?!
