Когда он вернулся, то встал передо мной:
– Протяни открытую ладонь.
Сделал, как он сказал.
– Это «истома». Передашь ее тому, кто Амена оставил в Коробке. Амен откроет глаза. Есть такой дар в Катарсисе, называется Логос…
Мы проговорили с хозяином до самого Рассвета. Трижды выходил в Ночь по нужде. Пили, ели. Негоди рассказал мне о свойствах Логоса, и когда попросил меня протянуть левую руку с открытой ладонью, вложил в нее Логос. Я получил от пророка то, за чем пришел, но ключ, чтобы выйти из его мира, старик не спешил отдавать. Был уговор.
Радовался Рассвету, как когда-то в детстве радовался тому, что родители на выходные разрешали остаться на ночь у бабули. Детство. Как в речке купался, в теплой воде под палящим солнцем. Как нырял под воду, а на берегу стояли мать и отец, разговаривали, поглядывая на меня – как я ныряю. Рассвет принес еще один дар в Катарсис – новый день. Я поделился с хозяином этим наблюдением, он кивнул головой.
Я вышел в Рассвет. Посмотреть на мир старика. Ноги привели меня к дуре. Долго наблюдал за дурой, не понимая, зачем она нужна. Когда вернулся в дом и прилег отдохнуть, случилось то, чего не случалось со мной никогда.
Я проснулся парализованным. Ни встать, ни пошевелиться. Не смог издать ни звука, ни хрипа. Старик меня обнаружил спустя много часов. Я лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Слышал шаги Негоди. Видел, как наклонился он у моей головы, разглядывая глаза.
– Вот оно как, – только и сказал хозяин. Затем ушел к себе в комнату.
Начались видения. Сами меня нашли. Я их не искал.
Видение первое
Амен
– Здравствуй, Амен. Здравствуй, сын.
Мужчина осторожно дотронулся рукой до лба сына. Погладил его коротко и убрал руку. Это было несвойственно ему.
– Не знаю, как себя вести и что говорить. Я вернулся из мира, в котором живут гои. Это другой мир, не такой, какой ты видел ранее, за пределами этих стен. Его прозвали Катарсисом. Ты меня не слышал больше года по времени этого мира, я же с тобой не разговаривал гораздо дольше.
Отец замолчал. Не сразу продолжил. Задумался о своем.
– Когда тебе было меньше, чем сейчас, мы постоянно ругались с твоей матерью. И… Ты стоял рядом все это время. Слышал. Я не… Там, в Катарсисе, Ночь длится шесть суток. И она другая, нежели здесь. Амен, если слышишь меня, жизнью своей клянусь, больше не оставлю тебя. Ни ногой в другой мир. Здесь останусь насовсем, чтобы с тобой видеться чаще. Я приму чужого человека в вашем доме, как должное приму его присутствие в этих стенах, как неизменное приму. Ты сказанного мною, возможно, не поймешь: отравленное здесь все, кроме тебя. Мать твоя умерла для меня и как будто неживая она, как иллюзия. Гадко оттого, что вижу ее перед собой. Я бессилен вытащить ее с того света, или, может быть, неживой я сам, когда вижу ее? Гадко было переступать порог этого дома, только ты, Амен, здесь для меня. Мой. Свой.
Мужчина положил на подушку возле лица сына камень. Синий камень. Вытянутой формы. Логосом звался тот камень.
– Катарсис, открой глаза моему сыну. Я положил камень у его головы.
Отец молча смотрел на ребенка. Чуда не произошло. Он просидел у сына до самой ночи, не произнося ни слова. Его вежливо попросили покинуть дом и позволили прийти в другой день. Мать Амена была на позднем сроке, вынашивала ребенка от нового мужа.
Гой пришел к сыну на второй день и на третий. И на пятый.
– Здравствуй, сын.
Осваиваюсь здесь. В вашем мире. Сегодня узнавал, сколько стоит вшить в голову тот мир, что внутри вашего мира. Нужно вшить, живя среди других внутри этой системы, изгоем быть уже не смогу. Сопьюсь. Так хоть шанс у меня будет стать своим среди здешнего люда, изучая их интересы. Здесь теперь мой дом. Ты – мой дом. Ни одной библиотеки в городе нет. Уверен, что книги спрятаны в домах у тех, кто не вшил себе в голову, но где мне найти их? Они сливаются с другими на улице, чтобы выглядеть, как остальные. Чтобы спрятаться за чужими спинами, нося внутри изо дня в день протест. Я не способен больше быть таким, как они, живя в мире, где подавляющее большинство – другие. Не способен. Сопьюсь. Этого здесь на каждом шагу. В каждой коробке по три-пять алкомаркетов. Хоть залейся. Амен, если слышишь – хочу верить, что слышишь – прости меня, дурака. Алкоголика. Неуравновешенного человека. Драчуна и эгоиста. До сих пор для меня загадка, как мне еще голову не отбили?
Мужчина забрал Логос. Осторожно притронулся к лицу сына. И тут же убрал руку. Никогда ранее, когда Амен был способен говорить и смотреть, он не прикасался к его лицу, лбу, волосам рукой. Вышел из комнаты. Вернулся на следующий день. Вновь положил камень на подушку возле сына.
– Вшил. Устроился на работу. Не буду же я ношей своему знакомому, нужно самому снимать жилье. Непривычно мне теперь в своем же теле. Будто не в меня вшили, а меня самого вшили в иную реальность. Музыка. Как давно я не слышал музыки. А здесь любая – и моего детства, и отрочества, и юности моей. Сегодня несколько часов слушал музыку. Закрыл глаза. И слушал, сидя на стуле. Думал, тяжелее перенесу утрату Катарсиса. Стремительно втягиваюсь в этот мир.
Прошел месяц.
– Здравствуй, Амен.
Отличные новости у меня. Мне одобрили кредит. Думаю взять комнату. Да, не квартира, туалет и ванная общими будут, зато своя. Маленькая, но своя. Буду выбирать поближе к тебе. Сегодня твоей матери оставил немного денег. Амен, благодарю тебя, что ты у меня есть. Когда я прихожу к тебе, все внутри пламенем. Ты даже представить себе не можешь, на что я способен, если хоть кто-то обидит тебя. Как можно причинить тебе боль? Думаю о том, что приду к тебе, и радость переполняет. Радость – это такое состояние, непривычное мне, что поначалу я даже его боялся. Пересмотрел много фильмов. Прихожу с работы, смотрю кино. Многие фильмы нуждаются в том, чтобы их пересмотрели.
Прошло два месяца по времени Коробки.
– Здравствуй, Амен. В вашей семье пополнение. Сестра мешает тебе спать? Как бы я хотел, чтобы ты освободился. Хочется тебе помочь. Чтобы ты больше не был заперт в себе. Купил комнату.
