– Никто точно не знает, – доброжелательно ответил Полозков. – Я вам больше скажу, молодой человек. Мы не знаем точно, как и почему произошла жизнь на Земле. Мы не знаем, как образовалась нефть… да-да, все теории о накапливающемся миллионы лет планктоне и услужливо померших динозаврах – тоже только теории. Мы много чего не знаем!
Михаил вежливо кашлянул:
– Да, очень познавательно, гражданин Полозков. Но совершенно не имеет отношения к нашему вопросу.
– Имеет, – обиженно сказал академик. – Виктория всегда трепетно относилась к жизни. Устроить массовое уничтожение людей, пусть даже для их блага, она никак не могла!
– Вы про «благо» бы помолчали… – не выдержал я. – Хорошо, допустим, не могла. Но и поверить, что Виктория носится по Москве, пытаясь в одиночку на коленке соорудить вакцину от уже выпущенного вируса, я не могу. Это, дорогой академик, версия, пригодная для вас, но не для правоохранительных органов!
– Она очень боится, что кваzи-радикалы повсюду, – пробормотал академик. Покосился на Михаила. – Она очень боится вас. Считает, что вы – один из них.
– Из радикалов? – спросил Михаил.
Академик кивнул.
– Я полицейский, – просто ответил Михаил. – Я не могу быть из радикалов.
– Очень даже можете, если принять как теорию, что всё наше руководство придерживается аналогичных взглядов! – упрямо сказал академик.
Михаил и Алпалыч уставились друг на друга.
Люди в такой ситуации могли бы подраться.
Кваzи мрачно смотрели друг на друга и думали.
– Да, если исходить из посылки о том, что Представитель и всё руководство готовят уничтожение взрослого человеческого населения, то я вполне могу быть радикалом, – неожиданно сказал Михаил. – И тогда я гоняюсь за ней с целью захватить вирус и распылить его.
– Или уничтожить вакцину, – кивнул академик.
– Логично, – сказал Михаил. – Я вполне могу притворяться.
– Тем более что с нашей точки зрения – это вовсе не геноцид, а всего лишь помощь человеческой расе в совершенствовании! – радостно добавил палеонтолог.
– Ничего, что я тут сижу? – поинтересовался я. – Так вы тоже… радикал?
– Нет, что вы. Но я считаю их мотивы разумными и заслуживающими уважения. Просто не считаю нас, кваzи, вправе навязывать что-либо людям против их воли! Поэтому я как мог помогал Виктории…
– Где она? – спросил Михаил.
– Я же говорю – не знаю! Она переночевала у нас, в музее. Первую ночь, как сбежала. Потом ушла. Сказала, что мне лучше не знать, где она будет. Что она сделает всё, что может, чтобы спасти человечество.
Мне стало смешно.
Преступница разыгрывала из себя супергероя. Человечество она спасти хочет!
– Хоть что-то полезное, Александр Павлович, – попросил я.
– Она спрашивала об аппаратуре для микробиологических исследований, но у нас такой нет. – Академик развёл руками. – Я дал ей денег. Предлагал даже карточку свою, но она попросила наличные. Чтобы не отследили.
– Но зачем она приходила второй и третий раз? – спросил Михаил. – Что-то оставляла у вас?
Академик покачал головой:
– Нет.
– Тогда зачем?
– Вы не поверите. – Академик вздохнул. – Ей очень тяжело. У неё ничего не получается, как я понимаю… ещё эти облавы… Она приходила попить чаю. Поговорить.
– О чём? – терпеливо продолжал допытываться Михаил.
– О палеонтологии, – пояснил академик. – О происхождении видов, так сказать. О гибели видов. О моей работе. О том, что нового в науке… Просто поговорить. Она сказала, что ей это помогает расслабиться, что палеонтология для неё – всё… Боюсь, что ничего полезного для вас сказать не могу!
Михаил посмотрел на меня.
Я пожал плечами.
Не похоже было, что академик врал.
– И ещё она сказала, что больше здесь не появится, – сказал Полозков. – Сказала, что вы подбираетесь к ней всё ближе, что ко мне наверняка придут. «Либо один – человек, это ещё хорошо. Или двое, человек и кваzи. Это хуже».
– Не пояснила, чем хуже? – спросил я. – Впрочем, понятно. Если она считает Михаила радикалом… – Михаил при этих словах быстро посмотрел на меня. – Гражданин Полозков, я обязан предупредить вас, что Виктория является подозреваемой и вы обязаны сообщать о её появлении и возможном местонахождении в полицию. В рапорте я укажу, что вы знали о её побеге из-под стражи, но не сообщили о нём. Скорее всего вы будете оштрафованы, а возможно, и приговорены к общественно полезным работам на одну-две недели.
Академик перенёс это известие стоически.
– Я также отмечу тот факт, что вы не сотрудничаете с властями, – сказал Михаил, вставая.
Когда мы выходили из музея, оставив академика грустить над недопитым настоем ромашки, я спросил:
– Не врёт? Не знает про неё?
– По моему ощущению – не врёт, – сказал Михаил. – Он кваzи прямой, целостный. Но вот какую игру ведёт Виктория – загадка.
– Ещё бы знать, какую игру ты ведёшь… – пробормотал я.
Кваzи покосился на меня.
– Ты веришь, что я – радикал, жаждущий уничтожить всё человечество?
– Всё взрослое человечество. Допускаю.
– Это очень неприятно слышать, – сказал Михаил задумчиво.
– Если бы ты был эмоционален в человеческом смысле, то я бы попробовал тебе довериться, – сказал я. – Положился бы на инстинкты. Но ты же в эмоциях деревяшка, как все кваzи. Ты их изображаешь, поскольку понимаешь, где и какие должны быть. Иногда удачно, иногда не очень. Но «прочитать» тебя я не могу.
– Всё равно обидно, – сказал Михаил. – Пусть я даже только «изображаю»… Так что тебе наговорила Виктория при встрече?
– Это был короткий разговор, в котором я выступал больше в роли слушателя, – сказал я и потёр шею. – Она сказала, что вирус – только часть правды. Что она на «нашей» стороне. И чтобы я никому из «ваших» не верил. «Не верь Драному Лису, не верь кваzи». Потом попросила встречи с Маркиным. Мол, готова сдаться ему, но только ему лично. Чтобы тебя ни в коем случае не было… Я позвонил Маркину. Против меня Виктория тоже ничего не имела… В общем, только начался разговор по душам – тут ты и появился.
– Неудачно, – согласился Михаил. – Она бы сдалась вам, или её бы задержал я… Но вместе мы друг другу помешали. Эх!
Мы уже дошли до парковки. Михаил мрачно посмотрел на здание музея. Рубанул воздух рукой. Пожаловался:
– Что-то я упускаю! Поведение Виктории не имеет никакого смысла, ни в том случае, если она преступник, ни в том, если она и впрямь раскаялась и пытается помочь. Но смысл есть! Он обязан быть!
– Знаешь, я столько преступлений видел, совершённых без всякого смысла… – пробормотал я.
