Но спускаться с пустыми руками с восьмого этажа было ему перед самим собой неловко. Преодолев страх, он обнаружил еще одну лазейку. Тронулся в путь, пригибаясь под низкими арками и светя фонариком. И вдруг неожиданно и ясно увидел над дверью искомую цифру.
— Какой я молодец! — похвалил себя Богатый и, согнув указательный палец, легонько постучал в дверь. Тут снова гробовая тишина ощерилась, подула цементным холодом. Но Богатый всегда разрешал любые вопросы с успехом.
— Комната пуста — может быть, он там спит? а может быть, давно умер? — Последнее предположение вызвало опасение. — Могут быть неприятности с полицией, если он там зарезался или повесился, с этим народом, с художниками бывает всякое. — Но Богатый все же рискнул и постучал снова, громко и решительно, как человек власть имущий.
Характерный треск половицы заставил Богатого снова обратиться к разуму и сделать вывод — кто-то зашевелился.
Из медленно приоткрывающейся двери высунулась голова в меховой кубанке, забелел высокий лоб, засверкали серебряные глаза и клинообразная рыжая бородка вопросительно поднялась.
— Вы от хозяина комнаты? Инспектор? — глухо спросил рыжий. Разум Богатого сразу же уловил стратегическую и тактическую тонкость обстоятельств, поэтому он не спешил ответить. Приняв молчание за согласие, юноша продолжал: — Приходите после выставки, когда я продам картины, в данное время у меня нет свободных денег. — Сказав это, он конечно не мог знать, что посетителю чрезвычайно понравилось это обстоятельство. Богатый был в восторге от того, что сумел сразу же узнать самое главное: нужду художника, благодаря которой, значит, можно будет его объегорить с полной легкостью, без всяких встречных и поперечных препятствий.
— Нет, вы не угадали, молодой друг, — ответил наконец Богатый, — я наоборот, зная ваш талант, можно сказать, погибающий среди холодного сего мира, пришел, чтобы сделать выгодный для нас обоих заказ.
— Заходите! — предложил художник, распахивая дверь и делая рукой широкий жест, вместе с наклоном головы. Богатый солидно вошел, охватывая взглядом обстановку. Пахло масляной краской, холстом свежей картины. Круглых окон было два, мольберт стоял повернутый к свету, дырявый стул, койка, застеленная кое-как защитным одеялом. На эту койку и посадил своего неожиданного благодетеля рыжий художник.
— Холодно! — воскликнул Богатый, растирая руками свои ляжки.
— Я привык, не топлю, мне тепло вредит, — сразу же отпарировал неприятный намек рыжий и гордо задрал свою бородку. Под бородкой его Богатый увидел медный крест, к нему была прикреплена серебряная лира.
— Сумасшедшие все они, — подумал Богатый и, растирая колени, как бы вслух думая, сказал: — Да-с, да-с, пришел с заказом.
— Портрет? — спросил художник с нетерпением.
— Нет, не угадали, дорогой мой! Вы, несмотря на ваш талант, не очень догадливы.
— При чем тут мой талант? — удивился юноша.
— Ну, как же, ведь у вас, художников, говорят, интуиция чрезвычайно развита, вдохновение и всякая такая штукенция! А я простой смертный, что я могу? хотя я знаю одну штуку, за тем и обращаюсь к вам. Штука в том, что сам-то я рисовать не умею, а знаю, что следует рисовать для денег. Деньги у вас будут и у меня. Вы получите свое — за работу, а я за идейку. Задаток я вам тут же уплачу… Идет? По рукам?
Художник слушал Богатого очень внимательно. Он, в сущности, готов был принять любой заказ, ибо буквально голодал.
— Идет! идет! — сказал он, — но что вы хотите, чтобы я написал, если это не портрет?
— Мы прославимся с вами, — воскликнул Богатый, закатывая глаза в потолок.
— Ну, хорошо! — не без иронии вставил свою реплику рыжий и наклонил голову, чтобы подчеркнуть свое внимание.
Но Богатый решил, что следует помучить художника перед тем как разложить перед его глазами раскрытые карты. Он таинственно молчал, а юноша в нетерпении спрашивал:
— Рекламу для зубной пасты?
Богатый отрицательно покачал головой.
— Для воды? — и снова отрицательный кивок.
— Икону?
— Нет, нет, я вам говорю, что тут вы никогда не угадаете! — с легким смехом перебил вопрос Богатый и сразу перешел к делу.
— Мне нужны картины, штук десять, размером скажем шестьдесят на сорок, — объявил он и снова солидно умолк.
— Значит, самое главное размер? — удивился рыжий.
— Да нет, я из экономии красок, полотна. Размер можно хоть и два метра пустить. Только это напрасно. Вы мне нарисуете автомобили с поломанными крыльями. Чтоб в одном подвернулось колесо, стекла были разбиты, в другом чтоб на сиденье кровь была и пудреница лежала, очки там забытые, ну, словом, побольше фантазии, главное, чтобы крылья были расквашены и нос задран, и руль сломан. И марки разные чтоб были: «Дрин Дрон», «Шиномаз», «Гальвани-Брыц», «Кобурон-Водовод», словом, вы же знаете, что я вас учу? Марка — важная вещь, она очень, очень привлекает. Знаменитость марки для нас теперь все, не правда ли?
Во время всей этой импровизации Богатый вдохновенно смотрел в потолок, он думал, что художник увлечен его речью, внимает и тает от умиления.
— Стоп! Молчать! — вдруг услышал Богатый грозный окрик. Заказчик даже глазам не поверил, до такой степени изменился в лице рыжий художник. Бородка его дрожала, глаза горели, он топал ногами, молча, не в силах произнести ни одного слова.
— Что с вами? — воскликнул Богатый, привставая.
— Я знаю! — вымолвил художник сквозь зубы, — знаю! — крикнул он.
Богатый удивленно развел руками, всем своим видом выражая непонимание и невинность.
— Вы! вы! Хотите, чтоб я изображал автомобили? — выжимал художник слова с болезненной отрывочностью, — дьяволу я не слуга! Автомобиль — пакость дьявольская! Автомобиль — плод соблазна! Главный, самый адский! А я буду вам их изображать? Да вы кто? Кто вы? Посланник сатаны? Вам нужна реклама несчастных случаев? В мерзости я не имею права принимать участия! Я защитник Бога! Его мира, его добра! Нет, это не по моей части. Уходите!
Богатый захохотал, все, что говорил художник, казалось ему чрезвычайно забавным, в особенности упоминание о Боге.
— Вот деньги! — перебил речь художника Богатый, — это важно, а то, что вы рассказываете, ничего путного ни вам, ни мне не принесет, — тут он показал рыжему набитый до отказа кошелек.
— Я не Иуда! — завопил художник так, что стены задрожали и Богатый зажал уши. Но в уме у него сложилось предположение: играет роль, набивает себе цену. Поэтому он и оскорбление снес (он был очень обижен за автомобиль) и стоял, не теряя надежды.
— Я конечно ничего не понимаю — хотел и вас поддержать, заработаете, вот и все. В искусстве я, конечно, слаб, вам, быть может, как артисту, полагается погорячиться, покричать, но не лучше ли поговорить серьезно о деле!? а там посмотрим: может быть, я вам две трети барыша отдам.
