Я не обратил на его слова ни малейшего внимания. Во-первых, потому что подозревал, именно так и выйдет, а во-вторых, потому что почувствовал, как атмосфера вокруг неуловимо изменилась, стала нервной и вязкой. Казалось, еще чуть-чуть и я смогу услышать испуганный стук чьего-то сердца. Это был не Фрэй – его я ощутить не могу, не Пузик – тот представлял из себя сгусток любопытства и беспечности, и не Гудвин – он и сейчас не изменял своему спокойствию. Тогда кто?
– Нельзя ему доверять, – пробурчал Гудвин.
– Фрэй, а что у них в "Будде" на втором этаже? Я слыхал, что там все обито красным бархатом и покрыто золотом, – с энтузиазмом насел Пузик.
– Тихо, – оборвал я их. Все с удивлением уставились на меня. Фрэй, следуя привычке, выработанной годами, сразу перешел в боевую стойку и вытащил одно из лезвий "танто", с которыми так и не расстался после тренировки. Он знал, что без причины я никогда не стану поднимать тревогу.
Между тем напряжение все возрастало, будто кто-то готовился к решающему шагу. И, судя по атмосфере, этот кто-то был не один.
Пузик открыл рот, чтобы что-то сказать, но Гудвин ловко пихнул его в бок. Мальчишка что-то сообразил и мигом выхватил из кобуры свой "Глок". Поразительно, как быстро мог меняться его эмоциональный фон: секунду назад он излучал детскую непосредственность, а теперь превратился в туго стянутый жгут настороженности и агрессии. В таком состоянии быстрота его реакции возрастала до невероятных пределов.
Я не успел отстегнуть цепь, как в дальнем конце переулка мелькнули две тени в черном. Позади раздался приглушенный звук, будто кто-то мягко спрыгнул на асфальт. Я полуобернулся, так чтобы держать в поле зрения оба конца переулка: еще трое. Но складывалось ощущение, что их может быть и больше. Фигуры, одетые в черное, одинаковые до неправильности, и однозначно настроенные агрессивно.
Пузик вопросительно посмотрел на меня.
– Стреляй на поражение, – сказал я. Альтернатив не было – эти люди пришли сюда, чтобы убивать.
Пулеметная очередь громоподобно пронеслась в тихим улицам, никого не задев. Умелыми движениями тени снова растворились в уличной темноте словно там никого и не было.
– Стоило тратить бобы, – насуплено пробормотал Пузик, вытаскивая пустую обойму, расстрелянную меньше, чем за две секунды. Да, если достать оружие здесь не так просто, то боеприпасы к нему раза в два сложнее. Если бы не изобретательность и дьявольская хватка Фрэя, Пузиковой коллекции никогда бы не существовало. А так, покупая режущие игрушки себе, он заодно покупал огнестрельные мальчишке. "Глок-18" – последнее приобретение: австрийская машинка умела переключаться на автоматический режим и из-за этого была запрещена к продаже во многих странах.
В поле зрения никого не было, но я чувствовал, что они скользят по большому радиусу вокруг нас. Ноздри Фрэя раздувались, втягивая воздух – он воспринимал мир совсем иным образом, под совсем иным углом. Я успел ухватить его за предплечье буквально за секунду до того, как он сорвался с места. Конечно, желание настигнуть незнакомцев было сильным, но делать этого не стоит.
– Они уходят, – сказал я, – идут дальше – в сторону "Будды".
Мы не были окончательной целью, лишь внезапной преградой на их пути. И меня не покидало ощущение, что нас узнали. Узнали и поэтому отпустили.
Позади внезапно полыхнула вспышка, раздался звук взрыва, зазвенели и треснули стекла в нескольких зданиях. Оранжевое зарево поднялось над резервацией, зловещими всполохами забираясь в самые темные углы, бросая уродливые тени на разбитую мостовую.
Фрэй стряхнул мою руку и побежал вперед, на ходу вынимая второй нож. Нам с Пузиком ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.
Здание Будды напоминало огненную орхидею: синтетическая внешняя отделка стен лопнула и рваными лепестками свисала наружу, крыши не было – на ее месте в провале ревело пламя. Повсюду были разбросаны какие-то балки, внутренние перегородки и стекла, выброшенные наружу взрывной волной. Этот алый цветок полыхал в самом сердце резервации, и его было видно с любой точки. У здания бара стала собираться толпа, в основном люди западной группировки. В их окружении я чувствовал себя небезопасно. Кто-то вытащил шланг из подвала соседнего дома и поливал мостовую и близлежащие здания – тушить "Будду" без специального оборудования было бесполезно. От бара останется одно пепелище к моменту, когда с материка прибудет пожарный расчет. Если он вообще приедет – кому мы тут нужны, да еще в комендантский час. Если резервация выгорит дотла – для кого-то в городе это будет большой удачей.
На асфальте лежало с десяток тел: некоторые стонали и корчились, некоторые были неподвижны – но все в черной копоти, словно только что вылезли из ада. Я инстинктивно закрылся наглухо, еще раньше, чем успел подумать о необходимости это сделать. Полезный рефлекс, выработанный годами – если бы не он, то сейчас мое тело корчилось бы на асфальте вместе с ними, меня выворачивало бы на изнанку, и кто знает, возможно, я мог бы кончить точно так же как эти бедняги.
Фрэй убрал ножи – демонстрировать чужим в такой момент оружие было опаснее, чем ходить вовсе без него. Он медленно подошел к одному из раненых, я старался не отставать от него ни на шаг. Сквозь копоть и грязь на нас глядели полные ужаса и боли глаза, лицо было знакомым, но имени я не помнил – скорее всего, мелкая рыбешка.
– Что.., – Фрэй не успел закончить свой вопрос.
Обожженный раскрыл рот, демонстрируя красный язык и десны, так сильно выделявшиеся на фоне черной сажи:
– Он остался там....Монах остался там... – просипел он.
Глава 2. Переправа
Иногда мне кажется, что судьба – это старая сварливая тетка, которая невзлюбила меня с самого рождения. А ведь я даже не помню своих родителей. Кто они были? Что за жизнь вели? За что эта брюзгливая баба так отыгрывается на мне?
Первые свои воспоминания я приобрел уже в детском доме, в котором и прожил до четырнадцати лет. История, явившаяся причиной моего сиротского существования, стала известна мне уже в достаточно сознательном возрасте по сплетням воспитателей и из старых газетных вырезок.
Случилось так, что где-то через месяц после моего рождения в городе произошло землетрясение – происшествие совершенно из ряда вон выходящее, потому что до того в нашей местности не наблюдалось сейсмической активности. Тем не менее, это землетрясение в пять баллов разрушило часть старых зданий, включая и дом, в котором жили мои родители. Завалы разбирали около недели – неподготовленность спасательных служб к такого рода катаклизмам многим стоила жизни. Мою мать нашли только на четвертый день, полуживую, но все еще старающуюся защитить своего младенца. Молоко у нее пропало сразу, и поэтому, не зная, чем поддержать мою едва теплившуюся жизнь, она резала себе пальцы и кормила меня кровью. Представляю выражение отвращения на ваших лицах. Что ж, оно имеет право быть, потому что вы сидите в своих теплых безопасных конурках, и разве что немногим из вас удалось побывать в чрезвычайных ситуациях, когда понятия человеческой морали мало что значат. А я до сих пор верю, что только стараниями моей самоотверженной матери я был еще жив, когда спасатели подняли бетонную плиту, едва не ставшую нам гробницей. Мать умерла на следующий день в больнице, а докторам оставалось только удивляться, как ей удалось продержаться так долго с многочисленными переломами и внутренними разрывами. Тело отца нашли через неделю после землетрясения. Таким образом я остался круглым сиротой. Врачам удалось меня выходить, и после того, как в больнице уверились, что моему здоровью ничто не угрожает, меня определили в Дом малютки, где я и пробыл до четырех лет.
