- Солнце, море, свежий воздух - вот и все, что мне нужно, - заверил я.
- Скоро наступят лучшие времена.
Я заговорщицки подмигнул и вытащил из бумажника краешек зеленой бумажки. У таможенника на глазах навернулись слезы. Его подбородок предательски задрожал. Бесчеловечный эксперимент пришлось прекратить.
- Лучшие времена не за горами, - сказал я бодро.
- Да благословит вас Бог за эти слова, мистер Хеминг! - благодарно откликнулся таможенник.
Наверное, президент Камарас решился начать-таки антикоррупционную кампанию? - подумал я озадаченно. На Сан-Лоренцо?? Ничего глупее я представить себе не мог. Иногда стремление следовать прописным истинам приводит к смехотворным результатам. Нет, ну надо же, борьба с коррупцией на Сан-Лоренцо! Напоминает известный анекдот, когда мясник-вегетарианец, приходя на работу укрепляет свою волю словами: “Ничего личного. Работа такая!”
- Я могу идти?
- К сожалению, нет, мистер Хеминг. Вам надлежит отметиться в помещении 17. Вам хотел задать несколько вопросов полковник Чадос. Без его разрешения вы не сможете пройти в город.
Я поморщился. О Чадосе шла нехорошая слава. Не могу сказать, что специально интересовался карьерой этого человека, но вроде бы он отвечал у президента Камароса за национальную безопасность. Особого желания узнать, как именно понимают национальную безопасность спецслужбы Сан-Лоренцо, я не испытывал.
- Что-то серьезное? Не припомню случая, чтобы служба безопасности интересовалась приезжающими на отдых писателями. У вас проблемы с повстанцами?
- С повстанцами? - испуганно переспросил таможенник. - С какими повстанцами? Откуда вы взяли, что на Сан-Лоренцо есть повстанцы?
- Бросьте, - сказал я. - Обязательно должны быть. Вы еще скажите, что и комендантского часа на острове нет!
- Зачем нам комендантский час, мистер Хеминг? Мы мирные, законопослушные, приверженные идеалам демократии люди. Мы избрали президента Камароса на честных выборах и теперь делаем то, что он нам говорит.
- Не далее, как три дня тому назад, я прочитал о беспорядках на юге острова.
- Вы заблуждаетесь. Ничего подобного в “Вестнике Сан-Лоренцо” не могло появиться.
- В Нью-Йорке есть свои газеты.
- Неужели вы верите американским газетам?
Перед помещением, помеченным числом 17, по стойке смирно стояли два местных морских пехотинца. На меня они старались не смотреть. Лица их были преисполнены решимостью, характерной для нижних чинов, выполняющих охранные функции. В руках они твердо сжимали автоматические карабины “М-1”. Я оценил, что президент не экономит на вооружении для своей гвардии.
- Полковник Чадос принимает? - спросил я.
- Момент.
Один из охранников направил на меня ствол своего карабина, второй обшарил металлоискателем.
- Все в порядке, проходите.
Полковник Чадос чинно восседал за массивным письменным столом, наверняка оставшимся здесь с колониальных времен. Более абсурдной картины мне прежде наблюдать не приходилось. Честно говоря, вид полковника напомнил известную едкость о седле на корове. Не могу сказать, что он чувствовал себя неловко, правильнее сказать - неумело. Но в этом не было ничего удивительного, на Сан-Лоренцо каждый знает: свое рабочее время полковник Чадос проводит в непримиримой борьбе с врагами государства. А такая борьба редко ведется за письменным столом.
Тут я поймал себя на неточности. И за письменным столом, конечно, ведется тоже. Но полковник явный практик, ему подавай простор и особые полномочия…
Я скромно остановился посередине кабинета, предоставив полковнику первому обратить внимание на мое появление. Он был занят, внимательно рассматривал какой-то документ. Читал? Знакомился с блок-схемой или фотографиями с места последнего террористического акта? Мне ничего разглядеть не удалось. Пауза вряд ли длилась более пяти-десяти секунд. Но не заметить ее нельзя было. Чадос с раздражением поднял глаза, но увидев меня, расплылся в доброжелательной улыбке. Мне даже на минуту показалось, что сидел он в этом чужом кабинете только для того, чтобы встретить именно меня.
И все-таки, настроение, насколько я понял, у полковника было препаршивое, да и выглядел он преотвратно. Много работы? К сожалению, я слишком мало в последнее время интересовался обстановкой на Сан-Лоренцо. Политика, это, знаете ли, не мой конек. Нет, не так. Для меня участвовать в политике - это означает выпустить в свет еще одну книгу. Я считаю, что это мой посильный вклад в общее смягчение нравов, без которого человечество не сможет рассчитывать на благоприятное будущее. Ни повсеместное развитие демократии, ни грядущие фантастические чудеса науки и техники без общего и решительного смягчения нравов не помогут нам выжить. Заставить людей думать, чувствовать, настойчиво напоминать о том, что мораль, нравственность и доброта играют в жизни людей значительно большую роль, чем об этом принято думать.
В принципе, на этом мой личный интерес к политике исчерпывается. Минимум крови и насилия, максимум внимания к ближнему. Прочие устремления социально активных людей оставляют меня, как правило, равнодушным.
- Я вас знаю, - мрачно улыбнувшись, сказал полковник. - Вы тот самый американец, который несколько лет тому назад получил право пользоваться виллой мистера Розенкренца “Золотые пески”?
- Совершенно верно.
- Ваше имя, если не путаю…
- Килгор Хеминг.
- Точно. Вы - писатель.
- Да. Это мое основное занятие.
Полковник еще раз оскалил зубы в мрачной улыбке, словно пообещал досконально разобраться со всеми прочими моими занятиями, которые я считаю не основными.
- С какой целью вы прибыли на Сан-Лоренцо?
- Я искренне люблю ваш остров, ваш народ, вашу рыбу, ваш воздух. Мне здесь хорошо, разве это не достаточное основание для путешествия?
- Вы поэт?
- Нет.
- Тогда будьте добры выражаться яснее.
- Четыре последние свои романа я написал на Сан-Лоренцо. Этот остров словно специально создан Богом для того, чтобы помочь мне решать самые сложные творческие задачи. Здесь я чувствую себя состоявшимся человеком. Мне кажется, что без этого ощущения романа не напишешь!
- Вы были у нас семь раз. Это установлено. Почему романа только четыре?
- Вы вгоняете меня в краску. Сан-Лоренцо это особый мир. В первые три раза я не рассчитал со спиртным. Ваш ром - это что-то! И потом - рыба! Рыбная ловля зачастую способна заставить человека забыть обо всем на свете.
- Даже о романах? А ведь вы объявили сочинительство своим основным занятием?
- Так уж получилось, - улыбнулся я.
