Крики Ала будят меня каждый раз. Я смотрю на их источник надо мной и размышляю, что со мной не так, почему я все еще чувствую себя сильной, в то время как остальные ломаются? В том ли дело, что я Дивергент, или, быть может, в чем-то еще?
Когда я возвращаюсь в общежитие, я ожидаю найти там то же, что видела и накануне: нескольких инициируемых, лежащих на кровати или смотрящих в пустоту. Вместо этого все стоят на другом конце комнаты. Перед ними Эрик с доской в руках, расположенной исписанной стороной к нему, поэтому я не могу видеть, что на ней. Я встаю рядом с Уиллом.
— Что происходит? — шепчу я. Я надеюсь, что это не очередная статья, потому что я не уверена, что смогу справиться с еще одной враждебной писаниной, направленной на меня.
— Рейтинг за второй этап, — отвечает он.
— Я думала, после второго этапа нет сокращений, — шепчу я.
— Так и есть. Это просто своего рода доклад о ходе работы.
Я киваю.
Вид доски заставляет меня чувствовать себя неловко, будто что-то плавает в желудке. Эрик поднимает доску над головой и вешает ее на гвоздь. Когда он отходит в сторону, комната замолкает, и я вытягиваю шею, чтобы разобрать, что там написано.
Мое имя в первой строке.
Все головы поворачиваются в мою сторону. Я смотрю вниз списка. Кристина седьмая, Уилл — девятый. Питер второй, но, когда я смотрю на время, приписанное к его имени, я понимаю, что между нами значительная разница.
Среднее время моделирования Питера восемь минут. Мое — две минуты сорок пять секунд.
— Молодец, Трис, — тихо говорит Уилл.
Я киваю, не переставая смотреть на доску. Я должна быть рада первому месту, но я знаю, что это значит. Если Питер с друзьями ненавидели меня раньше, то теперь они будут меня изводить. Я стала Эдвардом. Возможно, следующий выколотый глаз станет моим. Или еще хуже.
Я ищу имя Ала и нахожу его на последней строчке. Толпа начинает медленно расходиться, оставляя только меня, Питера, Уилла и Ала. Я хочу утешить Ала. Сказать ему, что единственная причина, по которой я делаю все так успешно, это какие-то отклонения у меня в мозгу.
Питер медленно поворачивается, все его конечности напряжены. Блеск в глазах был бы менее опасен, чем тот взгляд, который он бросает на меня, — взгляд абсолютной нескрываемой ненависти. Он идет к своей койке, но в последнюю секунду резко поворачивается и толкает меня к стене, прижимая руки к моим плечам.
— Стиффу меня не обойти, — шипит он, его лицо слишком близко к моему. Я могу чувствовать запах его несвежего дыхания. — Как ты это сделала? Как, черт возьми, ты это сделала?
Он тянет меня на себя, а затем снова толкает к стене. Я сжимаю зубы, чтобы не закричать, хотя боль от удара проходит по всей спине. Уилл хватает Питера за воротник рубашки и оттаскивает его от меня.
— Оставь ее в покое, — говорит он, — только трус задирает маленьких девочек.
— Маленьких девочек? — усмехается Питер, сбрасывая руки Уилла. — Ты слепой или просто тупой? Она опускает вас в конец рейтинга, выгоняя из Бесстрашных, и, в итоге, вы не получите ничего, а все потому, что она знает, как манипулировать людьми, а вы этого не понимаете. Так что, когда до вас дойдет, что она погубит нас всех, дайте мне знать.
Питер вылетает их общежития. Молли и Дрю следуют за ним, смотря на меня с отвращением.
— Спасибо, — говорю я, кивая Уиллу.
— Он прав? — тихо спрашивает Уилл. — Ты пытаешься нами манипулировать?
— И каким же образом? — Я сердито смотрю на него. — Я просто делаю все от меня зависящее, как и все остальные.
— Ну, не знаю. — Он слегка пожимает плечами. — Кажешься слабой, чтобы мы тебя жалели? А потом вдруг начнешь действовать жестко, выбивая нас из рейтинга?
— Выбивая вас из рейтинга? — пораженно повторяю я. — Я ваш друг. Я бы так не поступила.
Он ничего не говорит. И я могу сказать, что он мне не верит, не до конца.
— Не будь идиотом, Уилл, — говорит Кристина, спрыгивая с верхнего яруса своей кровати. Она смотрит на меня без сочувствия и добавляет: — Она не притворяется.
Кристина поворачивается и уходит, не закрывая дверь. Уилл идет за ней. Я остаюсь наедине с Алом. Первая и последний.
Ал никогда раньше не выглядел маленьким, до этого момента: плечи его опущены, тело съеживается, словно смятая бумага. Он садится на край своей кровати.
— Ты в порядке? — спрашиваю я у него.
— Конечно, — отвечает он.
Он краснеет. Я смотрю вдаль. Мой вопрос лишь формальность. Любой, у кого есть глаза, может увидеть, что с ним не все в порядке.
— Это не конец, — говорю я. — Ты можешь повысить свой рейтинг, если ты…
Мой голос умолкает, когда он смотрит на меня. Я даже не знаю, что сказала бы ему, если бы закончила предложение. Не существует никакой стратегии для второго этапа. Он заглядывает глубоко в наши сердца, туда, где видно, кто мы на самом деле, и оценивает всю смелость, которая в нас имеется.
— Видишь? — говорит он. — Это не так-то просто.
— Я знаю, что не просто.
— Сомневаюсь, — говорит он, качая головой. Его подбородок дрожит. — Для тебя это легко. Для тебя все легко.
— Неправда.
— Нет, правда. — Он закрывает глаза. — Ты не помогаешь мне, делая вид, что это не так. Я не… Я не уверен, что ты вообще можешь мне помочь.
Я чувствую себя, как будто только что попала в ливень, и вся моя одежда отяжелела от воды. Вот такая же и я: тяжелая, ненужная, бесполезная. Не знаю, имеет ли он в виду, что вообще никто не может помочь ему, или он говорит только обо мне, но, в любом случае, мне от этого не легче. Я хочу ему помочь. Но я бессильна.
— Я… — начинаю я, собираясь извиниться. Но за что? За то, что я более Бесстрашна, чем он? За то, что не знаю, что сказать?
— Я просто… — Слезы, застилавшие его глаза, все-таки потекли по щекам. — Хочу побыть один.
Я киваю и отворачиваюсь от него. Бросить его — не самая лучшая идея, но я не могу остановить себя. Дверь хлопает у меня за спиной, и я продолжаю идти.
Я шагаю мимо питьевого фонтанчика, сквозь туннели, которые в день, когда я попала сюда, казались бесконечными, но теперь они уже давно сложились в карту у меня в голове.
С тех пор, как я здесь оказалась, это далеко не первый раз, когда я чувствую, что теряю свою семью, но почему-то сейчас это ощущается особенно остро. Каждый раз, когда я чувствовала это в прошлом, я знала, как должна была поступить, но избегала действий. Сегодня же я не имела ни малейшего понятия, что делать. Неужели я потеряла способность видеть, в чем нуждаются люди? Неужели я потеряла часть себя?
Я продолжаю идти.
Каким-то образом я нахожу тот коридор, в котором я сидела в день, когда ушел Эдвард. Я не хочу быть одна, но не думаю, что у меня есть выбор. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на холодном камне подо мной, дыша затхлым подземным воздухом.
