От нас связи нет уже почти три часа.
Он очень спокойно держался. Словно в жизни случилось главное — он почувствовал себя нужным и способным сделать нечто большое. И делал, надо сказать. Очень оказался полезным и хватким, Аарон Яковлевич даже отметил себе — способный.
— Ну что, Максим Олегович, мы принимаем бой? — вежливо по содержанию, но с едкими блатными интонациями, врастяжечку и с вызовом проговорил Паша.
Максим с профессором уже стояли за спиной Иваныча, который оперировал кнопками на их «самолепных» — так их называл Паша — компьютерах и голографических сенсорах. На экране появилось красное перекрестье прицела. Само по себе навелось на ближний вертолёт. В открытое окно стал доноситься глухой гул двигателей.
— Работает установка, Аарон Яковлевич, — шептал Иваныч, — работает. Я не для того её запускал, чтобы пушкой водить. Они сами так решили. И работает, посмотри, Аарон!
Перекрестье заморгало. Цель вошла в зону поражения.
— Стреляй, Максим Олегович, — в той же развязной и насмешливой манере скомандовал Паша.
Максим подошёл, кратко спросил у Иваныча, какую кнопку нажимать, и нажал. Ничего не взорвалось, в небе не появилось шлейфа от ракеты. Но вертолёт накренился, потом закрутился вокруг своей оси и упал. И вот тогда до больничного барака донёсся отзвук взрыва. Перекрестье на экране нашло второй вертолёт, и кнопку в этот раз, отодвинув всех, нажал Паша Старый. Через несколько секунд в небо поднимались два столба чёрного клубящегося дыма.
Возникла тишина, её мог бы заполнить страх, но опытный смотрящий не позволил.
— Теперь пойду смотреть за зоной, чтобы мародерствовать мужички не начали. А ты, профессор, постарайся сделать так, чтобы нас к ночи не укатали. Захотят.
Быстро раздал команды, оставил Витоса за старшего и пошёл.
С основными подкластерами, большими колониями, с которыми связь наладили давно, получалось быстро — везде были люди, которых готовили исподволь, да и не надо было там создавать больших командно-аппаратных центров, достаточно подключить местные автоматические системы к палате профессора Бермана.
Витос смотрел на профессора, Иваныча, нескольких инженеров, помогавших им, и даже на Сладкого с нескрываемым уважением. К последнему даже подошёл и руку пожал. Хотел что-то сказать, но видел, что отвлекать нельзя, пробормотал: «Понял, понял» и отошёл.
К вечеру, когда начинало темнеть, пришёл Паша, молча стоял и наблюдал. В подкластере «Ижма», который Аарон Яковлевич поставил под наблюдение одним из первых, уже почти затемно, Иваныч сбил ещё один вертолёт. Зоны, что были на связи, ликовали. Паша включился в командование территорией и всю ночь раздавал указания, на кого-то кричал, кого-то приказывал наказать, а кому-то присваивал новое положение в сложном блатном мироустройстве. На связь выходили положенцы, смотрящие, какие-то ещё люди из воровской иерархии, которой Аарон Яковлевич не понимал. Паша убеждал всех, что главное будет завтра, что пока не сунутся, сил больше нет, побоятся потерь, но завтра подтянутся основные и начнется бойня.
— Если бухать кто будет — на месте валите. Воровского спроса не будет, отвечаю, — командовал он. — Оружие ищите, но не выдавайте парням, решите, кому дадите, но только когда делюга пойдёт, а то перестреляют там на радостях друг друга. Или патроны растратят по бутылкам.
И снова убеждал, убеждал, убеждал.
Наступило утро. Оно оказалось дождливым, прохладным и ароматным, потому что ветер дул из леса. Холодный ветер, но это радовало, он размыкал веки и заставлял лёгкие дышать глубоко. Люди спали кто где.
Витос, свежий и бодрый, отлучился ненадолго и вернулся с ковшиком тёмной, почти чёрной жидкости с земляным запахом.
Поставил на стол перед мониторами:
— Профессор, Старый, чифирните. Иваныч, давай тоже.
После первого глотка Аарон Яковлевич ничего не почувствовал, но после третьего усталость пропала, мозг обрёл свежесть и ясность.
— Удивительно, такая дрянь, а работает, — пробормотал он.
— Лишь бы у тебя всё работало, а этого я тебе наварю, — веселился, глядя на профессора, Витос.
Хлебнули и Паша, который не любил чифиря, и Иваныч, который, как и Аарон Яковлевич, не пробовал его и не собирался. Если бы не обстоятельства.
Время шло, мужики стали просыпаться, и тишина ушла. День занялся. Тот день, который грозил стать последним, а иным стать и не мог. Гнетущее ощущение сомнений в дне вчерашнем накрыло всех троих, державших сейчас чашки с остатками оседающего хлопьями в бурую муть варева.
— Пойду пройдусь, что ли, — буркнул Паша. — Гляну, как ночь прошла.
Встал, но остановился — на столе заработал тёмный до того монитор. На экране показался мужчина с аккуратной бородкой и в белом халате, который несколько раз повторил:
— Нарьян-Мар, видите меня? Агами на связи.
— Дошёл, — выдохнул Паша Старый, снова сел на хлипкую табуретку и закрыл лицо руками.
Потом встал, подошёл к Берману и спросил, встав вполоборота и опершись ладонью на стол, будто стесняясь своего вопроса:
— А в этих-то твоих двух, что в Агами, ты уверен, профессор?
— Ученики, — просто ответил Аарон Яковлевич.
Денис Александрович слушал экстренные доклады и ничего не хотел понимать. Именно так, понимал, но не хотел понимать. Дежурные группы спецназа пенитенциарного управления выдвинулись на объект «Нарьян-Мар» вчера в 16.45. Связь с ними потеряна на подлёте к колонии. Оба вертолёта, как показали данные спутниковой съёмки, потерпели катастрофу практически одновременно. Не успели даже отстреляться по зданию дежурной части колонии, где наверняка засели организаторы.
От этой мысли Денис Александрович поморщился недовольно — и от того, что катастрофа, и от того, что результатов съёмки пришлось ждать долго, почти до полуночи. Собственных возможностей подобного рода не имелось, а партнеры по Конвенции рассматривали массовые беспорядки в некой архаичной колонии аборигенов, упрямо живущих в нелепо созданном укладе, по остаточному принципу. Это было слишком очевидно, чтобы не понимать, — аборигены, архаика, лубок, брать в руки можно лишь в исследовательских целях, ради изучения вымирающей колонии вируса. Вымирающей в результате выработки организмом-носителем иммунитета. Хотите есть себе подобных, сапиенсы, — ешьте, сказали им, но только своих и без возможности неограниченного воспроизводства кормовой базы. Вашего влияния будет хватать ровно на то, чтобы удержать в узде сервильных, но пассионарных мы будем принимать за забором.
Так эти Джоны Смиты и рассматривали недовольных — как resurgents, возрождающихся. Не скрывали иронии на регулярных кураторских встречах, к которым Денис Александрович готовился, как раньше к «коврам» у генералов, заучивал статистические справки, обдумывал контрдоводы по тонким местам и аккуратные подводки к тому, что могло быть одобрено. Не работало: кураторы совсем не были похожи на тех степенных генералов. Те, старые начальники, не договаривавшие значимого и значимости же исполненные, жили ради пика своей карьеры,
