Он понимается на ноги, преисполненный вдохновения, а Колтона вдруг пробирает смех. В происходящем нет ничего забавного, но он все равно смеётся, сам не зная почему. Доктор принимает его смех за знак того, что между ними установилась какая-то связь.
— Мы найдём коня, подходящего по размерам. Думаю, гнедого, в тон твоим волосам. Потребуется несколько недель, чтобы вживить человеческую ДНК.
Несколько недель. На такой запас времени Колтон и надеялся. Он уже готов поздравить себя за сообразительность, когда Роден говорит:
— Но сначала мы должны пересадить тебе сердце побольше — наша главная задача на эту неделю.
— Что?
— Ты же не предполагаешь, что слабое человеческое сердце сможет доставлять кровь к твоему крупу?
— Нет, но… разве не нужно время, чтобы и в него вживить человеческую ДНК?
— Обычно нужно, но так случилось, что у меня уже есть готовое сердце. Я планировал создать пару минотавров, чтобы поставить их на входе, но это может подождать. Твоё предложение значительно более увлекательное. — Роден возбуждённо хлопает в ладоши. — Какое чудо мы создадим!
Оглушённый, Колтон вцепляется в подлокотники кресла, молясь о том, чтобы ему удалось сойти с этой дороги, прежде чем она заведёт в страшный тупик.
Этот парень сам подложил себе свинью, да такую, что хуже не измыслить даже доктору. «Свихнулся, наверное, как та бедная русская девчонка», — размышляет Кунал. А может, и правда считает, что сильно похорошеет, превратившись в мифическое существо.
Первая операция — пересадка сердца — назначена на пятницу, то есть через три дня после прибытия добровольца в Зелёную Усадьбу. Его сердце продадут на чёрном рынке, заменив его бычьим, вдвое большим по размеру.
Кунал присутствует на второй беседе доктора с этим парнем — на предоперационном обсуждении.
— Конечно, нам придётся расширить твою грудную клетку, — небрежно сообщает Роден. — Но это довольно просто.
Слуга наблюдает за Колтоном, но тот ничем себя не выдаёт. Неужели он не напуган до смерти?! Кунал пришёл в ужас, когда доктор обратил на него внимание. Но он и не вызывался добровольцем. Его выбрали.
Возможно, поэтому с американцем обращаются иначе, чем с остальными.
— На ночь запри его в комнате, но днём пусть гуляет по усадьбе, — инструктирует доктор слугу. — И всё-таки внимательно за ним присматривай. Сопровождай, куда бы он не пошёл.
— Почему, доктор Роден? — осмеливается спросить Кунал. — Почему он не в цепях?
Доктор оскорблён:
— Ты задаёшь мне вопросы?!
— Только чтобы понять.
Роден вздыхает.
— Парень скорее всего умрёт. Если не после этой операции, так после следующей. Без неудач невозможен прогресс, верно? Но меня восхищает храбрость этого юноши. Хотя бы это я могу ему позволить — день-другой свободы.
Ужасно не хочется играть роль лакея при избалованном американском подростке. Но, вспомнив, что предстоит этому парню, Кунал немного смягчается.
На следующее утро индиец устраивает Колтону экскурсию по Зелёной Усадьбе — хотя бы по тем местам, куда позволено ходить самому Куналу. Библиотека, забитая заплесневелыми книгами. Святилище — ибо пока в этом месте не поселились люди, здесь обитали боги. И веранду наверху, с которой за электрифицированной оградой можно увидеть джунгли и Таиланд на востоке. Граница так дразняще близка — едва ли в километре от лагеря.
Конечно, повсюду торчат охранники, и хотя, завидев Колтона, они крепче перехватывают своё оружие, они знают, что он неприкосновенен. До тех пор пока его не коснётся докторский скальпель.
Кунал совершает ошибку — приводит Колтона в северное крыло. И тот застывает на месте, услышав звуки. Совсем не те звуки, что раздаются в центральном дворе. Там скребутся и лепечут существа, уже прожившие какое-то время в своём исковерканном теле, пытающиеся смириться с тем, что превратились в экспонаты кунсткамеры. Здесь же, в северном крыле — звуки переходного состояния. Бездонный вой Чистилища.
Кунал пытается увести спутника, но тот идёт прямо к надёжно запертым двойным дверям, за которыми слышны приглушённые стоны и вопли. Врата ада, собственность Родена.
— Послеоперационная палата, — неохотно информирует Кунал. — Некоторые выживают, некоторые умирают. Некоторые хуже, чем умирают. Тебе туда не надо. Ты там будешь очень скоро.
Он хватает Колтона за руку и тянет назад, но тот вырывается.
— Тс-с-с.
Кунал оглядывается — нет ли поблизости охранников, потому что доктор не любит, когда он забредает в северное крыло. И тут в общем хоре они различают голос, просящий о помощи на английском. С австралийским акцентом.
— Твой друг, — говорит Кунал. — Живой. Пока.
— Что с ним сделал Роден?
— Ещё не знаю. Узнаю, когда выйдет.
Удаляясь от послеоперационной палаты, индиец ловит нечто во взгляде Колтона. Нечто большее, чем покорность планам Родена. Намёк на сопротивление. «Может быть, — размышляет Кунал, — этот американец не так уж прост».
Теперь все надежды Колтона — на тоннель, который, возможно, не существует. Всё его внимание приковано к дереву в центре двора. Он ходит и ходит вокруг него, стараясь не вызвать подозрений. Корни огромные и извилистые. Даже если здесь когда-то был колодец, он наверняка разрушен.
— Хочешь залезть на дерево? — спрашивает Кунал. — Лучше сейчас. Позже не получится. Позже ты или труп, или лошадь. Лезь сейчас. Я тебя учу.
Н-да, прям как палка, особо не церемонится. Что, впрочем, неудивительно при таком скудном запасе английских слов. Колтон качает головой.
— Если я сломаю шею, Роден тебя по головке не погладит.
— Я помогаю, — настаивает спутник. — Давай.
Похоже, единственная радость Кунала — обретённое им умение лазать по деревьям, и Колтон задумывается о поразительной способности людей приспосабливаться ко всему, что бы с ними ни произошло. Если Колтон выживет, сумеет ли он приспособиться? Но он пока не готов вообразить, на что будет похожа его жизнь, если немыслимая операция закончится успешно.
Подойдя к дереву, Колтон замечает между корнями дыру размером с кулак и опускается на корточки, чтобы её осмотреть.
— Там плохо, — говорит Кунал. — Питоны.
— Я думал, бирманские питоны живут на деревьях, а не под ними.
Спутник пожимает плечами.
— Тогда крысы. Большие. В Бирме много большого.
И всё же Колтон бьёт ногой по краю дыры, земляной ком падает внутрь, немного увеличивая отверстие. Доброволец улыбается, глядя на Кунала, уже начавшего подъём, и присоединяется к нему. Но забраться выше нижних веток ему не даёт окрик охранника, потому что Куналу можно, а Колтону нельзя. Ну и ладно. Колтон спускается, салютует охраннику и отправляется в свою комнату. Он узнал всё, что требовалось.
