Пока он писал, Бернар-Анри перестал кричать — словно дошедшие сквозь пол и стену духовные вибрации утешили его в беде. А еще через минуту в комнату вошла Хлоя.
Грым закрыл блокнот и спрятал его в карман лежащих рядом с кроватью штанов.
— Чего ты там пишешь? — спросила Хлоя.
— Так, — сказал Грым небрежно, — стихи. Тебе неинтересно будет.
Хлоя кивнула, и Грым понял, что ей действительно неинтересно. Это было обидно.
Видимо, Хлоя почувствовала, что он задет.
— Ты что, священником хочешь быть? — спросила она и провела перед лицом пальцами, изображая челку мудрости.
— Не знаю, — ответил Грым. — Не решил еще.
— Думаешь, тебе за стихи платить будут? Тебя же не знает никто.
— Еще узнают, — пробормотал Грым.
— А что мы жрать будем, пока узнают?
Грыма так возмутило это «мы», что он даже не стал отвечать. Хлоя, похоже, уже составила новые планы на жизнь, в которых ему отводилось вполне определенное место — и сделала это, не поинтересовавшись его мнением и не извинившись за свое многоступенчатое предательство. Хоть сейчас можно было писать новое стихотворение.
— Бернар-Анри сдох, — сообщила Хлоя.
— Сама виновата.
— Что с ним теперь делать?
— Делай что хочешь, — сказал Грым, — Мне он не нужен.
— Он говорил, у него внутри какой-то приборчик. Если он умрет, в Зеленой Зоне это сразу увидят. Как ты думаешь, врал?
— Думаю, врал, — ответил Грым. — Почему тогда его до сих пор не нашли?
— Его никто и не ищет, потому что после войны у всех куча дел. А как хватятся, обязательно найдут, прямо с воздуха. Он сказал, людям это раз плюнуть, просто сейчас все заняты.
— Что он еще говорил?
— Еще сказал «какой филосóф умирает».
— Филóсоф, — поправил Грым.
— Он сказал «филосóф». Ладно, пошли.
— Куда?
— Пока по домам, — сказала Хлоя грустно. — Мне в Зеленую Зону теперь нельзя. Я там больше никого не знаю. И потом, что я говорить буду, если про него спросят?
Грыму тоже хотелось уйти из этого дома. Он быстро оделся.
Хлоя подошла к двери, приоткрыла ее и выглянула наружу. Грым собирался шагнуть следом, но Хлоя вдруг захлопнула дверь, попятилась и наткнулась на него. Грыму показалось, что ее сердце испуганно стукнуло в его собственной груди.
— Что такое? — спросил он.
— Тсс, — Хлоя приложила палец к губам. — Там засада.
— Где? — прошептал Грым. — Ты видела?
— Нет, — сказала Хлоя. — Но они рядом.
— Кто они?
— Ганджуберсерки.
— Ты не ошиблась?
Хлоя помотала головой.
— Шмалью пахнет. Этот запах я с детства знаю. Сальвия с коноплей.
— Что делать будем? — спросил Грым.
— Ты можешь моторенваген водить?
— Наверно, могу, — сказал Грым. — Если там все как на мопеде. А куда поедем?
— Сначала отсюда надо убраться.
— Может, лучше скажем…
— Дурак, — перебила Хлоя. — Если поймают, никто и слушать не станет. Представляешь, что в мирное время за человека будет? Да еще за дискурсмонгера. Новая власть им жопу будет лизать до самой войны.
Грым вздохнул. Хлоя была права — он даже не ожидал от нее такой зрелости суждений. Видимо, сказывалось общение с Бернаром-Анри.
— Моторенваген не догонят, — продолжала Хлоя. — Отъедем от Славы и бросим в лесу.
— Но они ведь узнают, что это мы.
— Откуда? Мало ли, кому он тут черепа полировал… Здесь еще и кости в углу зарыты… Пусть ищут.
«Зачем я только сюда пошел, — подумал Грым, — Разбиралась бы сама со своими костями…»
Он посмотрел на Хлою. Хлоя жалко улыбнулась и пожала плечами.
— Ты расстроен? — спросила она.
— Не то слово, — ответил Грым. — Называется, вернулся с войны.
— Извини. Это я во всем виновата.
— Я знаю, — сказал Грым.
— Так что, поедем?
Грым кивнул.
— Давай тут вылезем, — сказала Хлоя. — Здесь за кустами не видно.
Она осторожно открыла боковое окно и втянула ноздрями воздух. Видимо, с этой стороны дома все было спокойно — она вылезла во двор. Стараясь не шуметь, Грым последовал за ней.
Машина была рядом, но по пути к ней следовало пересечь несколько метров открытого пространства. Грым закрыл глаза и попытался представить, что он до сих пор на Оркской Славе. Но военное равнодушие к жизни и смерти не желало возвращаться в душу. Будь он один, он так и застрял бы в кустах.
Но с ним была Хлоя. Она толкнула его в спину.
— Вперед!
Грым подбежал к джипу, открыл дверцу и залез на место шофера. Через секунду на соседнем сиденье оказалась Хлоя.
— Смотри, — сказала она. — Педаль справа — чтобы разогнаться. Слева — тормозить. А эта черная ручка меняет направление. Понял?
— Понял, — отозвался Грым, — А как включить мотор?
Хлоя нажала кнопку на приборном щитке, и мотор тихо заурчал.
Немедленно, словно по нажатию той же кнопки, перед машиной появилось четверо ганджуберсерков в городском камуфляже. В руках у них были короткие железные дубинки.
— А-а-а-а! — закричала Хлоя в открытое окно. — У-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Ее крик был так остро-звонок, что один из воинов от неожиданности даже выронил свое оружие.
Берсерки начали странно коситься друг на друга, и Грым заметил, что их руки и головы дрожат, причем дрожь делается все сильнее. Выглядело это так, словно они часто-часто кивают друг другу, напоминая о каком-то важном уговоре — и соглашаются ни в коем случае про него не забывать, с каждой секундой вкладывая в согласие все больше чувства.
Похоже, спазмы невозможно было контролировать — один из ганджуберсерков сел прямо на землю, заткнув уши руками. Трое остальных, шатаясь, побрели назад к кустам, из которых вылезли.
А Хлоя все визжала, и ее крик был так невыносимо пронзителен, что по спине у Грыма прошла дрожь. Не закрывая рта, Хлоя кивнула ему на ворота, и он вдавил педаль в пол.
Ворота слетели с петель, и моторенваген оказался на улице. Хлоя наконец перестала визжать. Грым сначала обрадовался — а потом увидел на улице конников с копьями.
Он огляделся.
С одной стороны земляная дорога была перегорожена огромным самосвалом «Даймлер Моторенваген» — из тех, что собирали в Желтой Зоне для северных рудников. Перед его тупым носом, в рубчатой колее от широкого протектора, лежала свинья, внимательно следящая за происходящим — словно она знала о представлении заранее и с утра заняла место в первом ряду партера. Грым подумал, что самосвал не нужен — за ним был тупик, где джип не проехал бы все равно. И еще там стояли солдаты.
