Солнце полыхнуло лохматым шаром в мгновенно затемнившееся забрало шлема.
Червоточина – одна из сотен искусственных «нор», образовывающих разветвленную транспортную сеть внутри Солнечной системы – осталась позади. Навигатор отрапортовал о коррекции курса.
До Венеры оставался месяц пути.
Женя сбросил путы вязкого оцепенения и начал действовать.
Когда пара корректировочных движков и демонтированные конструкции купола превратились под руками Жени в некое подобие управляемой ракеты, Венера стала уже явственно видимым туманным диском с ослепительным ободком подсвеченной солнцем атмосферы.
Той самой атмосферы, которую призваны были изменить тысячи беспилотных ледяных снарядов, подобных пятнадцатому «Пилигриму».
Соединив дублирующие блоки навигационной системы с системой ориентации скафандра, Женя дал импульс дюзами, воспарив над ледяной равниной своего пристанища в облаке кипящей воды.
Сориентировал кораблик по Солнцу и звездам, отметив попутно, что смежным курсом с «Пилигримом», который уходил теперь все дальше к Венере, неторопливо – по космическим меркам – движется какая-то баржа.
«Пилигрим» ушел далеко вперед. Факел его превратился в ослепительно яркую звезду, способную яркостью поспорить с Солнцем.
Женя просчитал траекторию, которая должна была вывести его на орбиту вокруг Венеры, где его наверняка засечет система слежения, отработал положенное время движками и летел по инерции оставшуюся неделю.
Когда пришло время для корректировки орбиты, выяснилось, что рециклер вышел из строя от перегрева, и дышать Жене станет нечем гораздо раньше, чем он достигнет пределов досягаемости орбитальных служб венерианского припланетья.
Двигавшийся параллельным курсом всего в сотне тысяч километров транспортный корабль в одночасье сделался для Жени объектом пристального интереса.
Наконец, тщательно проверив все расчеты, он решился.
2. Плантатор Сережка и черные негры
Плантатору Сережке было неимоверно скучно.
Он третий месяц падал на Венеру вместе с вверенной ему плантацией хлореллы. Полсотни цистерн с питательным агаром за четыре месяца пути должны были до краев наполниться бесчисленными потомками тех водорослей, что были выведены в чашках лабораторий орбитального Академгородка в Приземелье.
Трансгенно измененная хлорелла, превратившаяся в аэроводоросль, должна была отправиться в свободное плавание в атмосферных течениях знойной сестрички Земли. Совместно с сине-зелеными водорослями, распыленными в венерианской атмосфере с гидропонных ферм, подобных сережкиной, хлорелла лет через сто могла сделать венерианский воздух пригодным для дыхания.
Теоретически хватило бы и одной затравки водорослей, которые неуемно размножались бы в геометрической прогрессии – врагов у хлореллы и ее сине-зеленых родственников на Венере не было. Но тогда сроки преобразования планетарной атмосферы растягивались лет на пятьсот – а ждать так долго было для растущего населения Земли непозволительной роскошью. Поэтому международный проект «Зеленая Сестра» набирал обороты с каждым месяцем, и еженедельно к Венере уходила пара балкеров: один – с сине-зелеными водорослями – от Союза Евроштатов, второй – с хлореллой – от орбитальных причалов советского Академгородка.
Та баржа, которой сейчас «командовал» Сережка, несла в своих гидропонных чанах экспериментальный штамм, которому требовалось на одно поперечное деление времени вдвое меньше, чем предыдущим образцам трансгенной хлореллы.
Согласно показаниям приборов, штамм чувствовал себя распрекрасно – хорошо кушал, поглощал углекислоту из резервуаров, исправно поставлял кислород на нужды единственного члена экипажа в объемах, которых ему хватило бы уже на сотню-другую лет при сверхактивном его поглощении, и ежедневно удваивал свою массу.
Сережке нравилось чувствовать себя плантатором.
Он никому в этом, конечно же, не признался бы – и вовсе не потому, что пришлось бы всерьез работать над собой для того, чтобы не лишиться чести носить на груди значок с алым знаменем, право на который он заслужил с таким трудом!
Сережка не чувствовал себя рабовладельцем – ведь такие мысли недостойны советского человека. А вот роботовладельцем он себя как раз чувствовал. И, более того – роботовладельцем он как раз и являлся.
В подчинении у Сережки было три десятка черных негров. Негры были сельскохозяйственными кибами – низкорослыми сервомехами с телами из черного пластика. Конечностей у кибов было шесть, тела сегментированными, головные ганглии словно щетиной, заросли антеннами органов ориентации и коммуникации. Больше всего кибы смахивали на муравьев-переростков, но в паспорте значилось «антропоморфные».
Сережка и не возражал.
Антропоморфные так антропоморфные. Пусть им и все равно, по стенам бегать или по потолку. Хозяин и сам не лучше – тяжесть вернется при торможении, которое начнется еще только через неделю, а пока перемещаться приходится где влет, где на липучках, а где и на магнитах.
«Роботовладалец» звучало почти как «рабовладелец», что нравилось Сережке куда больше, чем «муравед». Так обычно величали киб-техников на станциях Приземелья. Вроде и не обидно, да и по делу – но вот не нравилось, и все тут.
«Зовите меня просто – Себастьян Перейра, торговец черным деревом», — важно заявлял Сережка своему отражению в зеркальных поверхностях душевой. Позы при этом он принимал самые что ни на есть величавые. Впрочем, впечатление от всего этого величия сильно смазывалось тем, что из одежды на Сережки в такие моменты были только хлопья ионной нанопены с запахом смолы ливанского кедра.
Немного поколдовав над машинным кодом, Сережка в первую неделю путешествия обучил своих кибов нехитрому приветствию. Теперь, встречая его в первый раз за стандартный двадцатичетырехчасовой цикл, каждый киб «почтительно» останавливался и басил густым африканским голосом: «Доброго дня, масса Серж».
— Сладко ли вам, черные негры? — спрашивал плантатор Сережка «муравьишек», суетящихся в центральном туннеле, который пронзал все двухсотметровое тело-сердечник корабля.
«Негры» выстраивались перед ним в воздухе ровными рядами, срывали с головных ганглиев несуществующие шляпы и нестройным хором отвечали:
— Ай, сладко, барин!
«Масса Серж» лучился довольством. Игра ему не наскучивала. Ну вот никак. Вот нисколечки.
Сказать по правде, на самом деле плантатор Сережка никаким плантатором и не был. А был он киб-техником Сергеем Косицыным. А по смежной специальности – лаборантом-биологом. Ну, если по честному, был Сережка пока еще всего-навсего стажером.
