Он идет по коридору. Хозяйка дома лежит в спальне, на кровати, под огромным розово-золотым пуховым одеялом, торчат рука и плечо – кости и сухожилия в ночной рубашке под леопарда. Лица он не видит, ну и ладно, зато волосы сохранились, будто это парик: темные корни, серебристые пряди, стиль «под мальчика». Бывает красиво – зависит от женщины.
Одно время он любил копаться в чужих туалетных столиках, если выпадал шанс, но тут лезть в ящики неохота. Вряд ли найдется что-то новенькое. Белье, сексуальные игрушки, бижутерия вперемешку с огрызками карандашей, мелочь и английские булавки. Если повезет – дневник. В школе ему было забавно читать девчачьи дневники: все эти большие буквы, лес восклицательных знаков и фразы навзрыд – люблю люблю люблю ненавижу ненавижу ненавижу – и цветные подчеркивания, как в чокнутых письмах, которые он получал на работе. Обычно он ждал, пока девчонка пойдет в душ, и пролистывал ее дневник. Разумеется, он искал свое имя, хотя ему отнюдь не всегда нравилось то, что он читал.
Однажды он прочел: «Джимми ты нахал! Я знаю что ты это читаиш и ненавижу тибя за это! Если я с табой трахалась это ещо низначит, что ты мне нравишся так что НЕ ЛЕЗЬ!» Две красные линии под «ненавижу», три – под «не лезь». Ее звали Бренда. Симпатичная, жевала жвачку, сидела перед ним на уроках по жизненным навыкам. У нее на туалетном столике стояла робособачка на солнечных батареях. Собачка лаяла, приносила пластиковую косточку и задирала ногу, испуская желтую водичку. Снежного человека всегда поражало, что у самых неприступных и стервозных девчонок в спальне были самые сентиментальные и глупые безделушки.
На туалетном столике – стандартный набор кремов, гормональных добавок, ампул и инъекций, косметика, духи. В полутьме все это тускло мерцает, точно старый натюрморт, приглушенный лаком. Снежный человек спрыскивает себя из одной бутылочки – надеется, что мускусный аромат забьет все остальные запахи. На бутылочке золочеными буквами написано «Крэк-Кокаин». Снежный человек раздумывает, не выпить ли эти духи, но вовремя вспоминает, что у него есть бурбон.
Потом он наклоняется, глядит на свое отражение в овальном зеркале – он не может противиться искушению глянуть в любое зеркало, что попадается под руку. С каждым разом потрясение сильнее. Из зеркала смотрит незнакомый человек – затуманенный взор, впалые щеки, весь в язвочках от укусов насекомых. Он выглядит на двадцать лет старше себя. Он подмигивает и улыбается отражению, показывает язык: эффект поистине жуткий. Позади него в зеркале отражается скорлупа женщины на кровати, сейчас она почти как живая, будто в любой момент повернется к нему, раскроет объятия и шепнет – приди, возьми меня. Меня и мои волосы «под мальчика».
У Орикс был такой парик. Ей нравилось переодеваться, менять внешность, притворяться другой женщиной. Она вышагивала по комнате, танцевала стриптиз, выгибалась и позировала. Говорила, что мужчины любят разнообразие.
– Кто тебе такое сказал? – спросил Джимми.
– Ну, кто-то, – и она засмеялась. А потом он сграбастал ее в охапку, и ее парик упал… Джи-имми! Но сейчас он не может позволить себе думать об Орикс.
Он очухивается – стоит посреди комнаты, руки болтаются плетями, рот открыт.
– Какой я был тупой, – говорит он вслух.
Следующая дверь ведет в детскую: компьютер в ярко-красном пластиковом корпусе, шкаф забит плюшевыми медведями, на стенах обои с жирафами, на полу стойка с дисками – судя по картинкам, кровавые компьютерные игрушки. Но ребенка нет, Снежный человек не находит тела. Может, ребенок умер и был кремирован в первые дни эпидемии, когда людей еще сжигали, а может, испугался и убежал, когда родители скопытились и начали харкать кровью. Может, этот ребенок стал одной из куч тряпья и обглоданных костей на улице. Там встречались и маленькие.
Он находит в коридоре платяной шкаф и переодевается, меняет грязную простыню на новую, на сей раз не белую, а с цветочками и листочками. Вот дети удивятся, когда увидят. «Смотрите, – скажут они. – На Снежном человеке листья выросли!» Уж они это не пропустят. В шкафу лежит целая стопка свежих выглаженных простыней, но он берет только одну. Не хочет тащить фигню, которая может и не пригодиться. Он всегда сможет вернуться, если припечет.
Снежный человек слышит голос матери, который говорит ему, чтобы положил грязную простыню в корзину для белья, – старые неврологические рефлексы так просто не исчезают, – но он бросает простыню на пол и идет вниз, на кухню. Может, там найдутся консервы, соевое мясо, бобы, сосиски, что угодно, лишь бы белок; даже овощи подойдут, суррогатные или настоящие, он все съест, – но тот, кто разбил окно, судя по всему, вычистил все шкафы. Снежный человек находит только горсть хлопьев в пластиковом контейнере и тут же их съедает. Хлопья самые дешевые, с мусорными генами, на зуб они как картон, и приходится их долго жевать и запивать водой. Он находит три пакетика кешью, из тех, что раздавали в скоростных поездах, и немедленно опустошает один – орехи даже не очень прогоркли. Еще он находит банку с «Сойдинами», соевой рыбой. Кроме нее, в шкафу стоит только полупустая бутылка кетчупа, который подсох и забродил.
Снежный человек понимает, что холодильник лучше не открывать. Кухонная вонь идет как раз оттуда.
В одном шкафу обнаруживается работающий фонарик. Снежный человек берет его, несколько свечей и спички. Находит пластиковый пакет для мусора там, где они обычно лежат, и складывает всю добычу, включая сойдины, два пакетика с кешью, бурбон, мыло и аспирин. Еще он находит ножи, не очень острые, – выбирает два, и еще прихватывает кастрюльку. Полезно, если найдется что готовить.
Между кухней и кладовкой – маленький кабинет. Стол, на столе мертвый компьютер, факс, принтер, стакан с шариковыми ручками, шкаф со справочниками, толковый словарь, словарь иностранных слов, Бартлеттовский сборник цитат, «Антология современной поэзии» Нортона. Парень в полосатой пижаме, который лежит наверху, видимо, тоже был специалистом по словам: референт из «Омоложизни», идеолог, политтехнолог, наемный бумагомаратель. Не повезло мужику, думает Снежный человек.
За вазой с засохшими цветами и фотографией в рамочке, на которой запечатлены отец и сын – значит, ребенок был мальчиком, лет семи-восьми, судя по всему, – лежит записная книжка. На первой странице надпись, большими буквами, наискосок: «ПОДСТРИЧЬ ГАЗОН». Ниже маленькими бледными буквами другая: «Позвонить в больницу»… Шариковая ручка так и лежит, словно выпала из ослабевшей руки: видимо, тут оно и пришло, мгновенно, болезнь и ее осознание. Снежный человек представляет себе этого мужчину, как тот понимает, что происходит, глядя на собственную руку, выводящую буквы. Наверное, он заболел одним из первых, иначе не стал бы волноваться по поводу газона.
