– Их можно восстановить, – сказал Джимми, жуя попкорн. Он давным-давно не пробовал такого вкусного попкорна. – Инструкции ведь останутся.
– На самом деле нет, – сказал Коростель. – Это ведь не колесо, теперь технологии слишком сложные. Допустим, инструкции остались, допустим даже, остались люди, которые могут их прочесть и понять. Но таких людей будет очень мало, и к тому же у них не будет инструментов. Электричества же нету. Потом эти люди умрут – и конец. И у них не останется учеников или последователей. Хочешь пива?
– Холодное?
– Достаточно уничтожить одно поколение, – сказал Коростель. – Одно поколение чего угодно. Жуков, деревьев, микробов, ученых, франкоговорящих, не важно. Разорви связь между одним поколением и следующим, и игра навсегда закончится.
– Кстати, об играх, – сказал Джимми, – твой ход.
Маршрут превратился в полосу препятствий: местами Снежный человек вынужден шагать в обход. Теперь он находится в узком переулке, заросшем лианами, они уже тянутся через дорогу, с крыши на крышу. Через бреши в зеленой массе Снежный человек видит стаю грифов, они лениво кружат в небе. Они тоже видят его, у них глаза, как микроскоп, могут пересчитать мелочь у тебя в кармане. Про грифов он кое-что знает.
– Рановато еще, – кричит он грифам.
Хотя зачем их разочаровывать? Если он споткнется и упадет, порежется, потеряет сознание, будет съеден волкопсами или свиноидами, кому есть до этого дело? Никому, кроме него самого. У Детей Коростеля все в порядке, он им больше не нужен. Разумеется, поначалу они будут удивляться, куда же он пропал, но он уже дал ответ: он ушел к Коростелю. Он станет актером второго плана в их мифологии, запасным демиургом. Он станет ложным воспоминанием. Оплакивать никто не станет.
Солнце поднимается все выше и припекает все сильнее. У Снежного человека кружится голова. Он ставит ногу на землю, и от нее прочь ползет толстый канат, мелькая раздвоенным язычком. Надо быть повнимательнее. Интересно, змеи здесь ядовитые? А что было на том конце хвоста, который он чуть не отдавил, – случайно не маленькое мохнатое тельце? Он не разглядел. Будем надеяться, что нет. Официальная версия гласила, что всех змеекрыс уничтожили, но хватило бы одной пары. Всего одной пары, этаких змеекрысиных Адама и Евы, и одного злобного психа, который благословил их плодиться и размножаться, наслаждаясь мыслью, что они кишат в водосточных трубах. Крысы с длинными чешуйчатыми хвостами и змеиными ядовитыми клыками. Лучше об этом не думать.
Вместо этого он мурлычет себе под нос, чтобы взбодриться. Что за песня? «Зимняя волшебная страна». Ее крутили во всех торговых центрах на Рождество, еще много лет спустя после того, как перестал идти снег. Про то, что нужно подшутить над снеговиком, пока не растаял.
Может, он вовсе не Ужасный Снежный человек? Может, он просто снеговик, ухмыляющийся идиот, которого слепили ради шутки и разбили тоже ради шутки, улыбка из камешков и морковный нос напрашиваются на издевательства. Может, это и есть настоящий он, последний Homo sapiens – белый призрак человека, сегодня есть, завтра нету, так просто уничтожить, – оставь на солнце, и он растает, будет истончаться, а потом растечется лужицей и убежит ручейком. Прямо как Снежный человек сейчас. Он останавливается, вытирает пот, выпивает половину воды из бутылки. Он надеется, что скоро найдет еще воды.
Домов все меньше, потом они и вовсе исчезают. Начинаются стоянки и склады, потом ограждение: колючая проволока меж бетонных столбов и ворота, сорванные с петель. Здесь кончаются пригороды и плебсвилли и начинаются охраняемые поселки. Конечная станция скоростного поезда – яркие, крикливые веселенькие цвета, как на детской игровой площадке. Никакого риска, – гласят они, – лишь невинные детские забавы.
Но идти здесь опасно. До сих пор можно было куда-нибудь залезть или спрятаться, если атакуют с фланга, но теперь он на открытой местности, где нет укрытий и очень мало вертикалей. Он натягивает простыню поверх бейсболки, чтобы защититься от солнца, заворачивает ее, точно куфию, и торопливо шагает дальше. Он знает, если останется здесь надолго – непременно обгорит, несмотря на простыню. Нужно найти укрытие до полудня, когда асфальт станет слишком горячим – тогда невозможно идти.
Вот и охраняемые поселки. Он проходит поворот на «КриоГений» – небольшое подразделение: о, будь он мухой на стене, когда вырубалось электричество и две тысячи замороженных миллионерских голов, ожидающих воскрешения, начали таять. Дальше ОП «Гении-Гномы» – из огромной пробирки торчит остроухая голова эльфа, логотип компании. Снежный человек замечает, что неоновая подсветка по-прежнему горит: видимо, солнечная установка работает, хотя и не очень хорошо. Эти знаки должны были загораться ночью.
Наконец, «Омоложизнь». Место, где он сделал так много ошибок, столько всего понял неправильно, ушел в последний отчаянный загул. Больше, чем «Фермы ОрганИнк», больше, чем «Здравайзер». Самый большой охраняемый поселок.
Он проходит первую баррикаду со сломанными локаторами и разбитыми прожекторами, затем будку контрольно-пропускного пункта. На земле распластался охранник: торс снаружи, ноги внутри. У охранника нет головы, но Снежный человек не удивляется: во времена кризиса всех захлестывают эмоции. Он проверяет, не осталось ли у охранника распылителя, но увы.
Дальше участок, где вообще нет зданий. Коростель его называл «полосой отчуждения». Ни единого дерева – скосили и срубили все, за чем можно спрятаться, сенсорами тепла и движения поделили территорию на квадраты. Странная шахматная доска уже исчезла; на всей плоской поверхности пробиваются сорняки, словно щетина на небритом лице. Снежный человек пару минут изучает поле: никакого движения, только черные птицы ссорятся на земле из-за добычи. Потом он идет вперед.
Теперь он на финишной прямой. Вдоль дороги разбросаны вещи, которые люди обронили в спешке – словно поиск сокровищ наоборот. Чемодан, рюкзак, откуда вывалилась одежда и всякое барахло, открытая косметичка, рядом – одинокая розовая зубная щетка. Браслет, заколка-бабочка, блокнот, страницы размокли, записей не разберешь.
Наверное, сначала у беглецов была надежда. Видимо, они думали, что эти вещи им еще пригодятся. А потом передумали и оставили всё. Разжали руки.
Когда Снежный человек добирается до внешней стены поселка «Омоложизнь», пот течет с него ручьями, он задыхается. Стена на месте, она по-прежнему высокая – двенадцать футов, но больше не под напряжением, а колючая проволока ржавеет. Он минует внешние ворота, которые будто кто-то взорвал, останавливается в их тени, съедает энергетический батончик и допивает остатки воды. Затем продолжает путь через ров, мимо будок для часовых, где прежде стояли люди из ККБ, и застекленных кабин, где они через приборы следили за территорией, мимо укрепленной сторожевой башни со стальной дверью – теперь навеки распахнутой, – где у него когда-то снимали отпечатки пальцев и рисунок сетчатки.
