Прелестница тут же бросает пеньюар, струей воды скользнувший к ее ногам, и с готовностью исполняет просьбу. Она растягивается на шелковой глади ложа, забрасывает точеные руки за голову.
— Так?
— Хорошо. Очень хорошо, — чуть задыхаясь произносит Эмилий, и тянется к своему пиджаку, криво повисшему на спинке позолоченного стула. — А теперь еще как-нибудь…
Марина перекатывается на живот.
— Так?
Становится на четвереньки.
— Или так?
Садится по-турецки.
— Прекрасно. Волшебно, — жарко выдыхает Эмилий, и голос его дрожит. — А теперь повернись ко мне спинкой…
— Все, что ты скажешь, — она ложится на бок и, прогнув поясницу, выставляет Эмилию сочные идеально гладкие шары ягодиц.
А Эмилий достает из внутреннего кармана пиджака небольшой блестящий пистолет и приблизив дуло его почти вплотную стреляет ей в затылок. В клетке крякает и тут же замолкает попугай.
Как от сильного удара дергается ее голова, разлетаясь фейерверком красных брызг, обильно окропляя кровью розовый атлас подушек.
— И зачем ты в это ввязывалась, деточка моя… — бормочет Эмилий Флякс, хватая со стула свою сорочку. — Жила бы себе и горя не знала.
Но вдруг оглядывает распростертый на переливчатых складках розового шелка окровавленный труп, — рубашка выпадает из его тщедушной руки.
— Но какая же ты все-таки красивая… красивая… — шепчет себе самому душегубец. — Какая красивая!..
Он пересаживается на кровать и проводит желтой ручкой по крутому перламутровому бедру.
— Божественная… Бо-ожественная!.. — качает головой.
Не долго думая Эмилий сбрасывает с себя штаны и возлегает рядом с убиенной красавицей.
Зал ожидания аэропорта. В широких уютных креслах в окружении дорогих чемоданов сидят Дэвид, Наташа и дочь ее Настя.
— Дэвид, дорогой, — стрекочет Наташа, она сидит посередине, — это невероятно, это фантастика, что так сложились звезды, — и судьба свела нас, — Наташа то в порыве экзальтации припадает к плечу слева от нее сидящего Дэвида, то машинально оглаживает сжавшуюся в комок дочь, находящуюся по правую руку от нее. — Я могу показаться тебе неумеренно романтичной, может быть, инфантильной, но я столько лет ждала тебя: настоящего мужчину, который вот так возьмет меня за руку, — она берет его руку в свои, — и поведет за собой…
Бездушный механический голос наполняет гигантский объем терминала:
— Внимание! Совершил посадку рейс 4653 из Берлина воздушной компании «Люфтганза». Просьба встречающим…
— Слышишь, из Берлина прилетел. Ой, когда уже наш? Когда регистрация?
Широко белозубо улыбаясь Дэвид кладет свою руку на плечо Наташе. Их лица сближаются. Они смотрят друг другу в глаза.
— Моя ко-ро-ле-ва, всего немного минут, — и мы поднимаемся небеса.
Настя косится на них, отворачивается и еще больше съеживается.
— Несколько дней мы будем Москва. Посольство, делопроизводство. Как это у вас говорят? Совдеп, да? Мы должны немного совдеп, и потом летаем домой.
— В Сидней? — от избытка чувств почти вскрикивает Наташа.
— Сначала Сидней. Но жить мы будем другой небольшой город.
— Да-а? Не в Сиднее… — с грустью пропевает Наташа. — Ну и ничего! — тут же взбадривает она сама себя собственными фантазиями: — В Сидней всегда можно приехать. И в Ньюкасл. Я карту купила. Или хотя бы в Аделаиду, да?
Вдруг она резко разворачивается к дочери.
— Настюха, ну, что ты сидишь как замороженная? Мы в Австралию с тобой едем! Представляешь, в Австралию! Ты там… ты… Кенгуру увидишь! Правда, Дэвид, там же живут кенгуру?
— О, там очень много кенгуру. Очень много.
— Вот видишь Настя, кенгуру. И еще эти… как их, мишки плюшевые…
— Коала, — подсказывает «австралиец».
— Во-во! Коала! Да ты что, Настя, ты там будешь жить, как… как… в зоопарке! Очень весело!
Мать принимается, лаская, трепать плечико дочери, но та отстраняется.
— Ну какая ты бука! Как хочешь, можешь сидеть как снежная баба.
Она поворачивается к Дэвиду, но тут же возвращается к дочери:
— Как ты не поймешь, что все это я делаю для тебя. Чтобы ты выросла в нормальном обществе. Чтобы у тебя было будущее. Ты же потом мне спасибо скажешь. А папа потом к нам еще в гости приедет. Правильно, Дэвид?
— О, конечно. Каждый день. Вау! Я имею сказать: каждый год.
— Дэвид, какой ты благородный! Какой ты умный! — ее лицо вновь возле его лица. — Боже, за что мне судьба послала такое счастье!
Они сливаются в поцелуе, и Настя встает со своего места. Личико ее переполнено отчаянием. Она оглядывается по сторонам и вновь садится на самый краешек своего кресла.
— Дэвид, дорогой мой, ты фантастический мужчина… — шепчет разомлевшая Наташа.
— Good heavens, when will I manage to get rid of you? — лаская ее любовным взглядом, нежно молвит ей фантастический мужчина. — Why have you got such silly eyes? Why have you got such big teeth, field mouse?
— Твои слова звучат, словно музыка. Что ты говоришь, милый?
— Я хочу говорить, что ты очень прекрасная леди. Настоящая леди в мое сердце. But, if you ever know, how I’m fed with you!
— Боже! Иногда мне кажется, что мы одно целое!..
Дэвид заводит взгляд под потолок и затягивает протяжным сладким голосом:
A bear and bunny
Had plenty of money.
They went to the store
For carrots and honey.
When the bear and the bunny
Asked: «Carrots and hanny!»
The man in the store
Cried: «Where is your money?»
How strange, and how fanny!
They really had money —
And that’s how they bought
Their carrots and honey!
— Это стихи… Мне так давно никто не читал стихов!.. Кто же поэт?
— Это есть сонет by Shakespeare.
— Про любовь?..
— Да. Большая любовь.
Настя вновь встает со своего места и внимание матери переключается на нее.
— Ну, что тебе неймется?! — взмахивает руками Наташа, хватает дочь и не без некоторого насилия усаживает ее себе на колени. — Ну, что ты никак с Дэвидом не подружишься? Настенька, он очень тебя любит, очень!
