на других, он станет убеждать, рассказывать, клясться, оскорблять - что угодно, лишь бы вызвать яркую реакцию на себя. Чтобы скрыть внутреннюю пустоту, безумец идет на любые ухищрения и добивается серьезных лекарств, которые его, конечно, не лечат, но втаптывают в грязь, что ему и нужно. Сумасшествие - комплекс переполненности, и в отличие от обратного ему требуется унижение: решетки на окнах, забор с охраной, лекарства, бесполезные и разрушительные. Несмотря на нехватку общения, Андрей был внутренне свободен, но пораженный излишком этой свободы он не мог раздуваться, как воздушный шарик, а только преломлять и превращать распиравший изнутри сумбур во что-то интеллектуально разбросанное и так до конца не собранное. Стоит ли нам собирать? Боюсь, что нет, картина рассыпанного бытия была им нарисована не случайно...
2
Может ли Бог создать камень, который сам не в силах поднять?
Средневековый парадокс всемогущества.
Откроем и почитаем книжку, которой еще нет. "Любой жанр хорош, кроме скучного". Если не врет радио, это Вальтер, и в этом смысле, середина философского текста компрометирует весь жанр. Что поделать, над спинкой кресла загорелась надпись "Скучающим не читать, опасно для мозга". Но возьми, усталый от жизни друг, книгу (на всякий случай) и отправляйся на электричке за город - не сможешь читать, заснешь, развеешься, а вернешься, может, и мир уже изменится...
Все, что обычно делается "по просьбе слушателей", как правило, приятно для всех, но здесь перед нами совершенно уязвимая для случайного внимания тема, которая выглядит тем более неприличной, чем грубее и проще мир за окном. Дула пушек и танков, агрессия и лживый сарказм телевизора, обостренный цинизм народа - не мягкая постель для живого философствования. Но зеркала иногда бьются, и призрак злой силы до ужаса сторонится настоящей и свободной надежды, ведь где она - там нет его... От философии Андрея будто рвануло ставни и выдавило стекла. Волна свежего воздуха накрыла пространство и отозвалась дальним сквозняком.
...Именно, что замысел был слишком... Радугой после грозы над всей его болезненно недоказанной философией стоял образ чуда, как арка связующая, как глоток воды в пустыне бесплодной логики, как мираж среди безысходности. Жаль, что это не мои, а его слова. Раз не выходит конкретно, говоришь слишком много, а мне, вспоминающему другого, остается только добавить пафоса. Пересказывая его усталый ночной лепет, невольно впадаешь в ностальгию странного раздвоения: "чудом Андрей гордился, как может гордиться философ новой логикой, или сумасшедший, не обретший покой". Или: "концепт чуда им как будто руководил, как руководит поэтом вдохновение, которого не только не дождешься, но и не представишь." Однако Андрей ясно представлял "необходимость чуда" как предельную точку истории, без которой никакой истории быть не может. Он вообще мыслил предельными точками. "Мы не замечаем, а ведь только этим и живем, и жили, и жить будем, пока не произойдет последнее и единственное в своем роде чудо". Два слова, качели на цепочке: "чудо" и "необходимость". "Чудес не бывает, но чудо произойдет" - из речей после скудного ужина со звоном тарелок. Лишние слова ронял Андрей в пустоту, как капусту мимо тарелки, никак не давалась ему краткая формула чуда. Так и сегодня тайна, коротай с ним ночь, а мы поторопимся к другому.
Пока Луна не ушла за горизонт и тяжкий сон не сковал разум человечества, куда важнее дно его философии, то самое, на что можно твердо встать и быть уверенным, что не провалишься. Жестокий сарказм и веселая наука, но стоит не думать о последствиях, а скорее заговорить о главном его "болевом поле", трансцендентальном противоречии. Очевидно, вся его философия - шашлык на этом единственном шампуре... Какой мираж ни сотворит голод, третий день Митюха в запое - плетет, что не пьет, а пустая бутылка из-за дивана сама скатывается, и мне не платят, пожарные заколотили входные ворота на рынок, и кто там остался, перелезал через забор, а пыльные типы на еще более пыльных БМВ брезгливо кинули: "К Новому Году готовьтесь..." - и все, "только пыль из-под колес", а к чему готовиться? Цветок, между тем, совсем сник, дождь вчера лил, сегодня льет, и тучи ползут одна за другой, а он засыхает... Полить цветок, и вперед! Никто лучше автора не ответит на вопрос, что же он имеет в виду, если даже совсем "не о том", и сам он не понимает, о чем говорит и пишет... Но я отважился начать объяснять, в чем суть этого странного концепта, не потому, что хочу прослыть этаким проводником большой истины, а потому, что сам не одну ночь впадал в странную параллель, подчеркнутую очередным "-памом". В полуснах зыбкого покоя, охваченного тягой к большому, пространство небывалого ускорения подхватывало и возносило меня над миром, и мир колыхался, добрый, израненный и плачущий о помощи. Видел я, отчего он плачет, образ мрачной сети, до того тонкой и мелкой, что она казалась вуалью, и не наброшенной, а сросшейся с телом мира, и глубокие рубцы его казались вовлеченными в одну общую игру, из которой нет выхода. Но все спали, и темным углом медленно подвигалось нечто, снизу, от горизонта, будто это и был сам горизонт, только не пологий, а острый. На спасительных крыльях невидимого ветра взмывал я вверх и устремлялся к счастью, и знал, как победить зло. Но все обрывалось: и силы, и память. Теург во сне, я приходил в сознание, представляя себя спускающимся с небес Христом или, по крайней мере, Пьером Ферма, нашедшим "поистине удивительное доказательство" своей большой теореме. В страхе от сравнения, я насильно будил воспоминания, как без стипендии окончил всего один курс Философского, и долго молил Христа о прощении, крестился под одеялом, читал по семь раз Девяностый псалом. "Живый в помощь Вышняго...". Что поделать? Осознанно или нет, но философ обязан пройти предыдущие стадии становления мысли. Классика ни слова бы не сказала, не представляй она себя на идеальной плоскости, где истина не изменяет себе, где нет кривых зеркал, где вообще нет зла. Не один век, приглашая к праздничному столу, она двигала тарелки на белой скатерти, не один век гордое звание философа вдохновляло читателя-романтика и ублажало амбиции его солидного собрата. Многое безуспешно тормозило ее упорство, пока под ногами не заскользило нечто непотребное, и тогда, не в силах остановиться, она по инерции ринулась вперед, к обрыву. То было противоречие.
Противоречие - точка столкновения противоположных мыслей, взглядов, образов..., из которого с одинаковым правом выводятся как истина, так и ложь. Истина
