Ознакомительная версия.
Он вздохнул свободней лишь по ту сторону стены. Не останавливаясь, хотя ноги изнывали, требуя передышки, Одинокое Сердце пошел вдоль реки и вскоре покинул эту тропу, чем-то напоминавшую опасный тоннель, где с врагом не разминешься и не спрячешься. Сумерки превращались в ночь, и это было кстати.
Вскоре Одинокое Сердце нашел подходящий дом, нежилой, похоже, приготовленный к сносу. Вернее, дом нашла интуиция Одинокого Сердца, он лишь следовал ее зову.
В этом доме оказался сносный подвал, не слишком грязный и достаточно теплый. Одинокое Сердце отыскал кучу старого тряпья, сделал из него отличную лежанку. Свернувшись калачиком, он затих, считая удары своего измученного сердца. Ноги гудели.
Сейчас ему необходимо заснуть. Не просто необходимо, сейчас это самый правильный поступок.
Одинокое Сердце возблагодарил Создателя и тут же заснул.
32
Черное Пальто вздрогнул. Арсений мог в этом поклясться. Если бы ни реакция Черного Пальто, если бы он засмеялся или сказал что-то презрительное, Арсений усомнился бы в правоте своего озарения. И, возможно, оно тут же потухло бы. Но Черное Пальто… выдал сам себя.
Вряд ли он читал мысли Арсения, проникал в его чувства, скорее всего, он лишь слегка касался их. Но Арсений не просто подумал о чем-то, он сказал об этом вслух, сказал с уверенностью, и это принесло результат.
Улыбка Черного Пальто уже ничего не меняла. С этим он опоздал.
Арсений смотрел в его усмехающиеся глаза, и ему казалось, что в их глубине прячется страх. Страх… разоблачения? Наверное, так. Как сейчас говорят? В наш век самое опасное оружие — информация?
Пока Арсений собирался с мыслями, пораженный чередой образов, пока он медленно приближался к Черному Пальто, объяснения рождались, скапливались, множились. Мысли Арсения как будто наматывались вокруг фразы Черного Пальто: «Человек может и по пустяку с собой что-нибудь сотворить». Эта реплика стала бикфордовым шнуром, и огонек озарения побежал по ней, мгновенно породив взрыв.
По пустяку? А если не по пустяку? И что может сотворить с собой человек? Например, тот же Гена, если страх его раздавит, если в некоей реальности Арсений изобьет его, как это скажется на нем?
— Я знаю, кто ты, бестия, — повторил Арсений.
Черное Пальто по-прежнему улыбался. Снисходительная, презрительная улыбка, как бы говорящая: давай, выскажись — все равно только пыжишься, а ничегошеньки не знаешь.
— И я начинаю понимать, почему ты явился ко мне еще в детстве! — добавил Арсений.
Черное Пальто улыбаться перестал, но лишь для того, чтобы изобразить удивление. Он поразился фальшиво, так, чтобы это было заметно. И снова улыбнулся.
Несмотря на гнев, на странное состояние обостренной интуиции, Арсений улыбнулся ему в ответ.
— Ты помог мне своей просьбой не убивать Гену, а только избить его, — заговорил он. — Тебе ведь надо другое.
Черное Пальто закинул ногу на ногу и снова налепил маску удивления. Что-то вроде: это уже интересно, молодец, сумел заинтриговать.
— Ты хотел, чтобы Гена… покончил с собой. Ты имеешь какое-то отношение к тем, кто заканчивает жизнь самоубийством, — Арсений оскалился, будто подражая своему оппоненту. — Я ведь прав? Признайся — я раскрыл тебя?
Черное Пальто не поддался. Он уже совершил одну оплошность и теперь контролировал себя полностью. Сейчас на его физиономии ничего не читалось.
— Раскрыл, — уверенно заявил Арсений. — Тебе это надо… чтобы человек покончил с собой. Ты этим… живешь. Для тебя это что-то вроде питания, когда кто-то сводит с собой счеты. Ты — не человек. Ты, конечно, внешне очень похож на нас, но… это всего лишь внешняя оболочка. На кого тебе еще быть похожим? Конечно, на людей, ведь это только люди убивают сами себя. Животные-самоубийцы — редкость. На них… не проживешь.
Черное Пальто поджал губы, покачал головой. Его вид говорил: понесло тебя, приятель, не остановить, но как мне не хочется слушать эту чушь.
Но Арсений уже ни в чем не сомневался.
— Ты — тварь, сосущая энергию из несчастных, запутавшихся людей. Сам ты убить не можешь, но ты можешь к этому подтолкнуть. Когда человек кончает с собой, ты жируешь, как во время пира, ты нажираешься впрок. Для тебя это — все, высшая цель. И для этого ты на многое идешь. Ты как-то выбираешь потенциальные жертвы, причем задолго. Все равно, что кто-то ставит вино в погреб, чтоб оно дождалось свадьбы его малолетнего сына. И ты точно так же делаешь. Например, приходишь к человеку еще в детстве.
Это заявление все-таки пробило брешь в маске Черного Пальто. Где-то в глазах скользнуло беспокойство.
— Ты потому и явился ко мне еще в детстве, — продолжал Арсений. — Ты, тварь, каким-то образом заглядываешь в будущее. В один из потенциальных вариантов, которых полно у каждого человека в любой день его жизни. Ты… нюхом чуешь, где может случиться пожива. Ты пользуешься тем, что ребенок еще ничего не понимает, ведь это не взрослый человек, который может что-то анализировать. А еще дети имеет свойство… забывать. И потом уже никогда не помнят этой встречи. Но… в их подсознании все остается. Все!
Черное Пальто переменил позу, лицо оставалось таким же равнодушным. Но теперь он не ухмылялся, тем более не смеялся, не использовал масок презрения и удивление. Он молчал, никак не комментируя слова Арсения. Казалось, напор противника прижал его к стене.
— Я был мнительным ребенком. А ты что-то знал обо мне… что со мной могло бы случиться. И ты пришел ко мне. Ты заронил во мне недоверие к людям, особенно к противоположному полу. Когда ребенок испуган, даже если он не понимает каких-то слов взрослого, смысл все равно впитывается в его душу, как грязь в губку. И я… из-за этого я потом, сам того не осознавая, постоянно не доверял своим девушкам, а затем собственной жене. Я не понимал, что ежедневно тираню ее. Даже придираясь к чему-то другому, на самом деле я боялся только одного — что мне изменят, что меня бросят. И все из-за тебя!
Арсений вскипел, готовый броситься на Черное Пальто, но почему-то снова оказался на небольшом расстоянии, хотя только что казалось, что он подошел вплотную. Арсений сделал вид, что не заметил этого. Противник не был человеком, обладал каким-то способностями, и запросто его не возьмешь. Нужно терпение. К тому же… надо узнать что-нибудь новое, ведь прояснилось далеко не все. Он помнил о Лере.
— Человек — странное существо. Если его насильно загонять в Эдемский сад, он воспротивится и выберет ад. Так что его лучше вообще не трогать, пусть сам выбирает, что ему угодно. Так и моя жена. Я ее постоянно нервировал своим недоверием, и она, женщина, которая никогда не изменила бы мужу, пошла на это. Не осознанно, но пошла. И потом измучилась своей изменой. Неудивительно, что ее посетили мысли о самоубийстве. Ты, гадина, каким-то образом знал, что так получится в нашей семейной жизни, потому и пришел ко мне в детстве. Ты ведь рассчитывал, что после ее самоубийства и я наложу на себя руки. А после нас останется сын, которого отдадут в детский дом, и кто знает, как закончится уже его жизнь! Да?! Ты этого хотел?!
Ознакомительная версия.
