— Нельзя, — тихо проговорила она.
— Почему?
Лана покачала головой, ничего не объясняя.
— Вам надо бежать, — зашептала она.
Голос девушки звучал очень тихо, Пантор едва угадывал слова.
— Это невозможно, — ответил он. — На дверях магическая печать. И нужен очень умелый…
— Я сниму печать, — перебила Лана. — Я знаю как. Меня учила госпожа. А госпожа владеет этим искусством лучше всех, кого я знаю. Ждите. Я скоро приду.
Сердце заколотилось с новой силой. Шанс, крохотный, но шанс на свободу снова замаячил в окошке в прямом и переносном смысле. Вот только, почему Ива названа «госпожой», и как вышло такое, что Лана владеет магией, хотя они с Ивой рассказывали обратное, Пантор не понял.
— Лана, — позвал он. Но силуэт снова скрылся в темноте.
Темнота стояла кромешная, и Лана шла на ощупь. Скорее, угадывала направление. А для того, чтобы попасть под окна несчастного молодого мага, нужно было не просто выйти из гостиницы, а обогнуть пару приросших друг к дружке домов. Странный город напоминал лабиринт. В темноте казалось, что выхода из этого лабиринта нету вовсе, но все же он был. И Лана научилась ориентироваться в нем, находить выходы.
Только интуитивно.
— Что ты здесь делаешь, девочка?
Услышав знакомый голос, Лана вздрогнула. Обернулась, уже зная, кого там увидит. Госпожа стояла рядом. Буквально в двух шагах. Как она умудрилась подойти так незаметно?
Вид у госпожи был настолько всепонимающий, словно она видела каждый шаг своей ученицы шагов на десять вперед. Будто понимала, что сделает Лана, даже если сама она для себя этого еще не поняла. Лана опустила взгляд, не зная, что ответить.
— Я сказала тебе не выходить, — в голосе госпожи появилась жесткость. — Ты поддаешься чувствам и ведешь себя глупо. Учти, глупость я прощаю один раз. А теперь возвращайся к себе и не вздумай даже приближаться к его двери. Тебе понятно?
— Да, госпожа, — упавшим голосом шепнула Лана.
— Из-за твоей глупости под удар может встать все дело, — сердилась та.
— Да, госпожа, — покорно повторила Лана.
Сейчас было лучше согласиться, все остальное потом.
Ива посмотрела на ученицу с прищуром, усмехнулась.
— Думаешь, я так наивна? Идем, девочка. Это для всеобщего блага.
— Какое благо? — думала Лана, шагая в темноте. — Для кого благо?
Госпожа не отставала ни на шаг. Вместе с ней поднялась наверх. Проводила до номера. И, пожелав спокойной ночи, закрыла дверь.
Лана замерла в прихожей, поджидая, пока та уйдет. Ива и в самом деле ушла, но не сразу. Сперва ожил странным свечением дверной замок. Вспыхнул мягко и потух. Потом удалились шаги госпожи. Лана тронула дверь, от нее пахнуло жаром. Девушка отстранилась. Сделать теперь что-либо было выше ее сил. Снять печать, поставленную приставом снаружи, она, объективно оценивая свои силы, могла. Снять печать, установленную госпожой, было невозможно. Тем более, изнутри. В уютном номере стало пусто и страшно. Как в темнице. В дорогой, удобной клетке.
Лана прошла в комнату, села на диван и заплакала. Молча. Слезы текли по щекам. Сердце щемило от боли. А в голове металась, как пойманная птица, единственная мысль: теперь он обречен.
Мобиль полз едва в половину своих возможностей. Впрочем, взятый на прицеп тюремный фургончик сильно ограничивал его возможности. Скорость и маневренность шустрого агрегата Санчеса значительно падали. Возможно, именно это портило настроение журналисту. Хотя поводов и без того было достаточно. На улице шел дождь, заливал стекла мобиля, скрывая за серой, влажной пеленой чуть ли не весь мир. Дорога раскисла. А, кроме того, журналиста явно мучило затяжное, в тон дождю, похмелье. Белобрысый морщился, и взгляд у него был мученическим, словно на его плечах держалась вся Веролла вместе с пригородом.
Ниро отвел взгляд от журналиста, повернулся в пол-оборота и поглядел назад. На задних сидениях устроились Лана с Ивой. Лана выглядела задумчивой и трагичной, как актриса, играющая в драме. Только девушка, кажется, не играла. Оно и понятно. Мало радости, когда на твою подругу покушается насильник. Ива и вовсе казалась напуганной и отрешенной. При взгляде на нее у пристава сердце кровью обливалось. Хотелось обнять девушку, прижать к груди, утешить, а потом…
Ниро попытался думать об оставшейся в столице жене, но вышло скверно. Со вчерашнего вечера ничто не могло отвлечь его от горячих, полных сладострастия фантазий. Ни воспоминания о Маргарет и детях, ни мысль о том, что в мобиле за его спиной сидит не женщина, а свидетель. Последнее не работало совсем, как ни пытался настаивать на этом здравый смысл. Да и о каком здравомыслии могла идти речь, если в салоне мобиля буквально пахло Женщиной, переворачивая мысли и будоража кровь. То ли духи у Ивы были с секретом, то ли она сама вызывала такой магнетизм, а может, это была магия. Последнюю мысль Ниро погнал поганой метлой, едва она только возникла в голове. Никакой магии. Ива чиста. Одного взгляда на такую женщину достаточно, чтобы понять: она вне порока.
А дальше снова раскручивался клубок его порочных фантазий.
«Думай о жене и помни о детях», — приказал себе пристав и отвернулся. Но места для жены и детей в мыслях снова не оказалось.
Зато, как спасение, выругался себе под нос Санчес.
— Вас что-то не устраивает, господин журналист?
— Идите к демонам, — огрызнулся тот, давая возможность хоть как-то переключиться с приставучих мыслей о женщине, сидящей за спиной.
Ниро усмехнулся и снова повернулся к девушкам. Пояснил:
— Господин Санчес не всегда такой. Обычно он душка. Просто сегодня…
— Просто сегодня мою ласточку превратили в рабочую лошадь. Я не выспался. У меня дрянное самочувствие, дрянное настроение. Дрянная погода. Я никогда не был душкой. И от запаха парфюмерии меня тошнит. Меня вообще тошнит от любых запахов.
— Пить надо было меньше, — фыркнула с заднего сидения Ива.
— В самом деле, господин журналист, — подхватил Ниро. — Какого рожна вы вчера так набрались?
Санчес вперил взгляд перед собой, стараясь рассмотреть что-то за заливающей стекло водой. Вид у него стал еще более сердитым и несчастным.
— Не помню, — пробурчал он. — Вообще не помню вчерашнего вечера. Как отрезало. И отстаньте от меня. Лучше скажите, за каким хреном мы прицепили этот фургон.
— Транспортировка преступников, согласно уставу, должна проводиться либо специальным транспортом, либо при помощи тюремных фургонов.
— Вот и перевозили бы спецтранспортом.
