Ознакомительная версия.
Конец ассоциации 12
«Что же это все-таки такое?» – озабоченно думал Никлас спустя четыре часа после того, как включил транслятор с записью. Голограмма, немо заполнившая библиотеку (одна из тонизирующих заставок), вошла в анти-резонанс с его настроем и постепенно приводила нервы историка в равновесие.
4/212. Дни бежали незаметно, утекая словно антинейтроны из ловушек – по часу, двум… Мы путешествовали от галактики к галактике, задерживаясь у молодых сверхновых и катаясь на гравитационных качелях в окрестностях черных дыр, обжигаясь излучением пульсаров и отдыхая под спокойным светом коричневых карликов. Центр велик, в нем есть любой тип организации материи и любой твой запрос (кроме самого нелепого) достоин исполнения, знай только отстегивай от пояса капсулы с АМ. Несколько раз мне пришлось слетать домой, чтобы пополнить их запас, но Гемму я с собой не приглашал, давая ей возможность принять независимое решение. Зачем давить на девчонку? Все-таки она еще слишком молода, чтобы связывать себя семейным контрактом.
В последний визит на Бету я какое-то время побыл в лаборатории, глядя на чистый, недавно протертый от пыли 7-дырокол. Ни один диод на его панели не светился… Неужели я больше никогда не вернусь к своему детищу? Сколько же лет потратил я на его разработку и аппаратную реализацию, сколько месяцев отстаивал его преимущества на разных симпозиумах транспортников? Даже от собственного клана отказался. И что теперь? Я провел ладонью по кожуху микродыры, чувствуя ее дремлющую, запаянную в пространственную свёртку мощь, царапнул ногтевым отростком пучок волноводов, опутавших 7-дырокол. Нет! Все это обязательно оживет, ведь я не до конца прошел свой путь, начатый сотни лет назад.
В гостинице, когда я вернулся к нашей последней планете, мне на глаза попался яркий плакат с рекламой: «Вы давно не выражали свои чувства вслух? Нет, лучше сказать: ВСЛУХ! Тогда вам сюда». Я хмыкнул и завернул в прозрачную дверь, за которой скучала стандартная биоформа одной из массовых моделей.
– У вас созрело признание! – обрадовалась она.
– Пожалуй… Что вы предлагаете?
– Облака на газовом гиганте. Наша компания установила там ветряные генераторы, с их помощью вы сможете написать на планете любой текст в пределах двадцати символов. Очень недорого!
Я поглядел на объемную голограмму, вывешенную сбоку от секретаря, – на ней действительно крутился колоссальный планетоид, покрытый густой облачностью. Видно было, что мощные ветры превратили его атмосферу в систему широких, текучих полос (изъеденных мелкой ажурной вязью). На боку гиганта то и дело всплывало и опять расползалось название корпорации: «Ветродуевъ и дочь».
– И сильные там ветры?
– То есть как долго продержится ваше признание? Не волнуйтесь, достаточно долго, чтобы ваша избранница успела его прочитать! Расстояние этого гиганта от звезды не так велико, чтобы турбулентности в его атмосфере сметали все начисто за секунду, поверьте. Планета хорошо освещена, довольно спокойна… Три минуты полной ясности букв гарантируется!
«Почему бы и нет?» – подумал я и купил тур. Он стоил всего два грамма антинейтронов – после колоссальной траты на карликовую галактику это казалось невероятной мелочью. Гемма-19, если и догадывалась о цели нашей поездки к газовому гиганту, изображала недоумение, хотя и улыбалась с загадочным видом. Впрочем, не догадаться она не могла, Гемма очень сообразительная женщина.
Газовый монстр транслировался в таком же впечатляющем масштабе, занимая своей голограммой почти половину всего помещения тур-оператора. Изображение передавалось через несколько высоких спутников. Я с таинственным видом уселся за пульт управления ветрогонными станциями и набрал под присмотром скучливой биоформы три простых слова, тысячелетиями повторяющихся всеми людьми Вселенной: «Я тебя люблю!»
Конечно, я произносил их не в первый раз… И на коротких волнах, и световым кодом, и простой акустикой – я не так молод и успел узнать много женщин, каждая из которых вызвала у меня нешуточный всплеск положительных эмоций. Могучие ветры, повинуясь моим командам, приобрели отличный от общего вектор движения, закрутились турбулентными смерчами, обнажая голую, жидкую поверхность планеты. Наверное, если бы волны имели глаза и разум, они удивились бы пронесшимся над ними прорехам чистого, глубоко фиолетового неба, где-то на котором плыл и наш обитаемый сателлит. Чистые, незамутненные облачностью буквы проступили на диске гиганта.
Я выдержал минуту и повернулся к Гемме-19, как всегда смущенный собственным признанием и готовый на его шуточное восприятие. Шерстка на руках девушки встопорщилась, так же как и короткие волосы на голове: по ним пробегали голубые искорки статического электричества. Вихревые токи постоянно возникали в Гемме, когда мы были наедине и предавались эротической стимуляции, и они всегда наполняли меня странной внутренней свежестью.
– Лео, ты первый признаешься мне в такой сильной форме, – тихо радировала она в длинном диапазоне частот. – Можно мне тоже что-нибудь написать? – спросила она служительницу. Та деликатно глядела в угол операторской.
– Буква будет стоить вам… – ожила биоформа.
– Я расплачусь, – перебил я.
Гемма-19 мягко отодвинула меня от простой сенсорной клавиатуры. Ураганы на поверхности планеты уже начали разрушительное дело – хвостики моих букв расплылись, бледнея, и с каждой секундой надпись теряла четкость. Девушка вернула систему в начальное состояние и быстро отстучала несколько слов. Сначала они были, естественно, не видны, пока маховик смерчей не привел массы воздуха в коллективное движение… Затем, на фоне моей тускнеющей надписи, стала проявляться ее: «Мы любим, Лео и Гемма».
В этот же вечер мы отбыли ко мне домой.
8/250. Кассета три не повергла Никласа в такое же нервозное состояние, как предыдущая и особенно первая. Наверное, он успел притерпеться к непривычным ситуациям, в которые попадает герой записей с чудовищным именем. Припоминая картинки на обзорных мониторах, попадавшиеся 52-Тиму внутри линкора (конструкцией, кстати, нимало не похожего на музейные экспонаты из древней истории Земли), Никлас даже приближенно не мог опознать на них не только звезды – что было бы странно – но даже Галактики характерной формы. Например, Спирограф или Вуаль, Муравей или Розетка… Он специально скопировал эти экраны в постоянную память и увеличил, чтобы разглядеть на них знакомые звездные скопления, но тщетно.
Поэтому место действия записи так и оставалось для историка загадкой.
Ознакомительная версия.
