— Я вас оставлю ненадолго. Кофе в термосе, булочки в бумажном пакете. Если что, укладывайтесь спать, не стесняйтесь, я приеду не раньше десяти — двенадцати завтрашнего дня. Закройтесь изнутри и, пожалуйста, не выходите никуда из номера.
— Так нечестно, — сказала я.
— Извините, — отозвался он и был таков.
Было пасмурно и тихо. Фигура Горностая маячила в рассветных сумерках недалеко от ворот. Он держал под уздцы вороного антарского коня с янтарными глазами.
— Давай сюда вещи, — сказал он шепотом. — Отведи это чудо на конюшню и выходи быстрее.
Чтобы догнать короля Антарского, нужно было идти по направлению к Риору, но Горностай направился в противоположную сторону, откуда только что пришел сам, — к иволинскому холму.
— Иногда длинный путь оказывается более коротким, — проронил он в ответ на недоуменный взгляд Арники.
Они миновали луга, прошли вдоль берега Твомры, высокая темная стена Сырого Леса обозначилась за редкими осинами, и приблизился коронованный черными развалинами холм Иволина. Рассвело, дорога петляла вдоль опушки, изредка ныряя в прозрачные рощицы. Арника обходила замерзшие лужи, отражающие тихое серое небо, и прислушивалась к молчанию вокруг. Земля ждала, ждала гладкая холодная река, ждали деревья и притихший ветер — они давно знали, что должно произойти сегодня, а Арника догадалась только сейчас, по их безмятежному ожиданию. Сегодня должен быть Первый Снегопад, подумала она. Жаль, тот снегль, которого убил Таор, так и не дождался…
Вокруг стало тихо как в хрустальном кубке. Горностай остановился, глядя в небо.
Мягкое, матовое свечение нарастало в низких облаках. Небесный свет, приближаясь, дробился, рассыпался, медленными белыми искрами опускался все ниже и ниже. Первые из них коснулись волос Арники и синего плаща Горностая, легли на мертвую полынь и подмерзшую глину тропинки.
— Тысяча ангелов… — потрясенно прошептал Горностай, подставляя ладонь.
Снег становился крупнее, падающие хлопья оставляли за собой длинные, постепенно гаснущие нити туманного света. Их становилось все больше, и вскоре сплошное колеблющееся сияние соединило землю и небо.
Арника запрокинула голову и почувствовала, как где-то далеко точно так же подставил лицо падающему свету король Антарский. У него на родине не бывает Первого Снега, подумала Арника, он и не знает, наверное, что сейчас можно просить небо о чем хочешь. Она тут же торопливо зажмурилась: «Всегда быть с ним, и чтобы он всегда был со мной. Всегда говорить с ним, и чтобы он всегда говорил со мной. Всегда любить его, и чтобы он всегда любил меня…»
Ей показалось, что на мгновение потеплело и снег сделался прозрачным светом. Это означало: просьба услышана и будет исполнена.
— «…Счастлив оказавшийся под первым снегопадом… — негромко произнес Горностай. — Первый Снег лечит раны, унимает обиды и утоляет скорби людские…» Аргн Преподобный написал так пятьсот лет назад. Знаешь, я ведь искренне думал, что это всего лишь поэтические преувеличения, когда читал.
У нас тут без преувеличений — все вправду, подумала счастливая Арника. Горностай в ответ тихо рассмеялся, глядя в небо.
И только тут Арника осознала, что он слышит ее, слышит куда лучше, чем Терн, но скрывает это и беседует с ней вслух — потому что не хочет впускать ее в свою собственную безмолвную речь и в свое прошлое. Она внимательно заглянула ему в лицо, но увидела только ясный взгляд и улыбку.
— Я тоже загадал желание, — сказал он.
Снегопад быстро шел на убыль — уже просматривалась дорога и угадывались на западе очертания холмов. Сияние меркло, превращаясь в обычную снежную белизну под хмурым небом. Горностай и Арника осторожно ступали по гаснущему под ногами свету.
Они вышли в редкий сосняк у подножия холма. Под ногами пружинил мох, всюду виднелись вросшие в него поваленные стволы и гнилые ветви. Немного поднявшись по склону туда, где из-под мха проглядывали камни, Горностай по-птичьи покрутил головой:
— Это должно быть где-то здесь. Ага!
На вид это была обычная расщелина между глыбами, площадка перед ней была выложена мелкими камешками, — видно, в прежние времена сюда приносили еду для фырлоков и цветные ленты для Девоньки.
Горностай скользнул в расщелину, шепнул оттуда:
— Иди сюда. Осторожно! Давай руку.
Некоторое время шли, согнувшись, в полной темноте, потом ход расширился и Горностай, выпрямившись, открыл самую настоящую дверь.
Они оказались на круглой площадке с мозаичным полом. Четыре одинаковые двери располагались друг против друга, а между ними четыре коридора уходили вдаль. Мозаика пола изображала четыре красные стрелы, указывающие на двери, и четыре синие, указывающие в коридоры. На каждой из стрел была своя надпись, а может, просто орнамент — Арника не сильна была в разборе знаков. Впереди, позади, налево и направо виднелись точно такие же освещенные перекрестки коридоров. Посмотрев вверх, Арника увидела мягкое свечение, словно колодец, наполненный неярким переливающимся светом.
Перекрестки следовали один за другим, и на каждом из них открывалась одна и та же картина: полутемные белые коридоры, пятна света на местах их пересечения, одинаковые двери и стрелы с надписями на полу. Арника спешно шагала, размышляя, что вот живут в Иволине люди и не знают, что под ними целый лабиринт, построенный неведомыми могущественными волшебниками, которым до Иволина и дела-то никакого нет…
Взглядывая на стрелки под ногами, ее провожатый уверенно сворачивал в новые коридоры. Иногда Арнике казалось, что они кружат на месте — слишком уж вокруг было однообразно. Наконец Горностай остановился на очередном перекрестке, внимательно изучил стрелки под ногами и отворил одну из дверей. За ней открылся темный подземный ход, где с потолка свисали коренья. Шепнув: «Держись за меня», он закрыл дверь и в потемках провел Арнику к полузасыпанному землей выходу. Выбрался наружу и вытянул Арнику как репку из грядки.
— Пойдем скорее, хочу добраться до Риора засветло.
Такие замки, как Риор, лучше обходить за три версты, а он, кажется, в гости туда собрался, подумала Арника.
— Нам нужно где-то ночевать, — ответил Горностай. — И дожидаться короля. А заодно я потолкую с бароном Щур-Риором, выспрошу у него кое-что. Не беспокойся, баронов я повидал достаточно и знаю — к любому можно найти подход.
Сосны сменились буреломом, невысокие взгорки стали круче, а овраги между ними — темнее и глубже. Горностай становился все серьезнее и настороженней: быстрыми птичьими движениями оглядывался на открывающиеся по сторонам поляны и, как давеча на постоялом дворе, напряженно вслушивался в пространство всем телом. То, что он слышал, ему не нравилось. Арника опасности не чувствовала — лес был совершенно пуст, тропы мертвы, деревья безмолвны, словно вместе с животными, птицами и тварями отсюда ушла сама жизнь. Был только чей-то чужой страх, пронизывающий все вокруг.
