Нудельмана к С. Лему.
В 1971 году Рафаил Нудельман с писательницей Ариадной Громовой публикуют научно-фантастический роман «Вселенная за углом», а два года спустя – «В институте времени идет расследование», роман, ставший этапным в советской фантастике, потому что ТАКОГО фантастического детектива не писал еще никто. Интереснейшая научно-фантастическая идея дает толчок динамичному и увлекательному сюжету. Любопытно, что прототипами главных персонажей романа стали братья Аркадий и Борис Стругацкие, о чем, конечно, догадывался каждый, прочитавший хотя бы два первых абзаца…
Рафаил Нудельман пишет в те годы не только фантастику и о фантастике. Он становится участником еврейского самиздата, совместно с И. Д. Рубиным редактирует журнал «Евреи в СССР» и это в результате стоит ему карьеры преподавателя в вузе – в конце шестидесятых заканчивается оттепель, еврейская жизнь в СССР опять становится non grata, и Р. И. Нудельман несколько лет работает редактором в Владимиро-Суздальском музее.
«Свобода лучше, чем несвобода» – фраза, много лет спустя произнесенная Дмитрием Медведевым, банальна, но точна. Советской несвободе Р. И. Нудельман предпочитает свободу и в 1975 году репатриируется в Израиль. Наверно, он совершил бы алию и раньше, но «дверца в мир» открывалась в СССР изредка и ненадолго.
Сразу после приезда Р. И. Нудельман начинает сотрудничать с журналом «Сион» и несколько лет спустя, когда в редакции произошел раскол и даже поменялось название (начиная с двадцать второго номера «Сион» превратился в «22»), Р. И. Нудельман становится главным редактором этого журнала, известного всем евреям мира – и Советского Союза, куда его до перестройки приходилось доставлять нелегальными путями. Р. И. Нудельман руководит журналом «22» до 1994 года, и в эти годы публикует лучшие произведения Людмилы Улицкой, Эдуарда Лимонова, Сергея Довлатова, Василия Аксенова, Игоря Губермана, Зэева Бар-Селлы, Майи Каганской…
В 2003 – 2005 г.г. Р. И. Нудельман совместно с Э. С. Кузнецовым руководит новым журналом «Nota Bene», где продолжает публиковать лучшие произведения русско-еврейской прозы и публицистики.
В девяностых начала выходить новая газета «Время», через несколько лет превратившаяся в «Вести» – и здесь просветительский талант Рафаила Ильича проявляет себя в полную силу. Р. И. Нудельман и раньше писал научно-популярные статьи, публиковавшиеся в популярнейшем журнале «Знание – сила», а теперь придуманная им рубрика «Четвертое измерение» – рассказ о самом новом, самом важном и самом интересном в современной науке – выходит еженедельно. Четверть века без перерывов. Больше тысячи статей и эссе. Перу Рафаила Ильича подвластны любые темы – от библейских до космологических, от биологии до лингвистики, от палеонтологии до квантовой физики. Обо всем этом и о многом другом Р. И. Нудельман умеет писать понятно и интересно. Главное – увлеченно. Увлекается сам и увлекает в мир науки любого, кто открывает «Вести». На материале этих статей Р. И. Нудельман публикует двенадцать интереснейших научно-популярных книг, многие из которых (например, «Загадки, тайны и коды Библии») становятся бестселлерами.
Вместе с женой Аллой Фурман Рафаил Ильич публикует блестящие переводы с иврита романов Шмуэля Агнона, А.-Б. Иегошуа, Давида Гроссмана, Меира Шалева.
В переводах Р. И. Нудельмана с английского выходят на русском языке книги Зигмунда Фрейда, Хаима Вейцмана, Артура Грина…
***
Рафаил Ильич продолжал работать до последних дней жизни. Наверняка в его компьютере осталось множество незаконченных статей, книг, переводов… Мыслей…
Впрочем, многие мысли Рафаил Ильич забрал с собой. С собой, уходя из жизни, можно взять только мысли.
Оставив Память.
Нудельман – Лему:
Дорогой пан Станислав,
сначала я хотел ответить Вам немедленно, но потом рассудил, что переписка в таком темпе отнимет у Вас слишком много времени. Поэтому я позволил себе некоторую задержу с ответом.
Ваше письмо ставит целый ряд вопросов – как практических, так и теоретических; поэтому удобнее, наверно, принять предложенную Вами эпистолярную структуру: сначала орудия малых калибров, а уж потом – теоретические «Большие Берты».
Извините, если я буду сумбурен. Хаос – не самое лучшее состояние материи, но в данном случае – это всего лишь хаос, который обычно представляет собой часть от неизвестного целого, каковым явились бы взятые совместно Ваше письмо и этот ответ. Ситуация напоминает «Эдем», где беспорядок наблюдаемого – больше свойство самого процесса наблюдения (языка), чем наблюдаемой реальности; беспорядок произвольно вырванных из целого частей.
Первой возникла у меня ассоциация в связи с Вашим упоминанием об «удивительном сходстве» книги Браннера и «Пикника». Помните ли Вы глупый рассказ Лейнстера {1} «Любящая планета», где была предвосхищена идея океана Соларис? Такие совпадения в фантастике (много более частые, чем в «обычной» литературе) наводят на мысль о некоем внутреннем органическом сходстве творческого процесса в фантастике (у отдельного писателя и в целом) и науке. О том же свидетельствует и прямо противоположная особенность фантастики – стремление к «неповторяемости» исходной гипотезы, т. е. развитие путем «надстраивания», тоже обычное в науке. Иными словами, к фантастике применимо понятие «прогресса», немыслимое в обычной литературе (я – совсем недавно, к сожалению – прочел все-таки «Иосиф и его братья»; это столь же гениально, как сама Библия, вот и все, что можно здесь сказать о «прогрессе»).
Ваш рассказ о Расселе напомнил мне недавно слышанную здесь историю о Витгенштейне. Я не вполне уверен, что она правдива, но рассказывали, что после появления на русском языке первых работ Витгенштейна наши философы открыли по нему отчаянный критический огонь; будучи весьма живым и непосредственным человеком, Витгенштейн специально изучил русский язык, чтобы познакомиться со своими критиками, и в один прекрасный день свалился, как снег на голову, в гости к одной ленинградской даме, чуть ли не самому заядлому его критику. Он широченно улыбался, немыслимо коверкал слова и был преисполнен желания все увидеть и понять на месте. Четыре дня его пребывания в Ленинграде были заполнены поездками на трамвайных подножках, где он с удовольствием вступал в философские дискуссии с пассажирами, и вечерними встречами с «высоколобыми», на которых он обсуждал трамвайные проблемы. Итогом его приезда была присылка хозяйке дома рукописи одного из разделов его новой работы, для ознакомления. Не успела, однако, эта дама проработать толстую тетрадь, как ее арестовали (дело было в 30-х годах) и отправили в отдаленные места, откуда выпустили десять лет спустя. Она поселилась во Владимире, где благодаря своей философской степени сумела получить хорошую работу – регистратором в больнице. От верных друзей она получила заветную тетрадь, с которой теперь не расставалась, даже уходя на работу. В конце 40-х годов ее арестовали снова. Увидев в окно приемной, что за ней идут, она сунула тетрадь в стопу историй
