— Мне кажется, что мне пора расстаться с моим парнем.
Вот так.
— Почему? Он очень милый молодой человек.
— Он такой и есть, он самый лучший из всех, кого я когда-либо знала, — сказала я ей. — Но давным-давно его отец предупредил меня, что если я буду встречаться с Вином, он обратит пристальное внимание на мою семью. И сейчас, когда бабуля мертва, я беспокоюсь, что он может вмешаться. И вы, и я — мы обе знаем, что если Лео придется идти в суд, его никогда не признают нашим опекуном. — Я закашлялась. В горле было очень сухо, и Имоджин снова вложила соломинку мне в губы. — Единственную возможность обеспечить нам безопасность — это держаться вне видимости радара до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать.
— Хмм, — пробормотала она, затем снова дала мне соломинку: — Пей.
Я выпила.
— Но если у меня не будет отношений с его сыном, ему не понадобится беспокоить меня. Беспокоить нас.
— Понимаю, — сказала Имоджин. Она поставила стакан на тумбочку; похоже, количество выпитого мною ее удовлетворило.
Кожа снова начала ужасно зудеть, я потянулась почесаться, но Имоджин прижала мою руку.
— Вот от этого тебе станет лучше. — Она достала тюбик с мазью из тумбочки и начала наносить ее на волдыри, в большом количестве высыпавшие на коже. — Ты ведь не знаешь точно, что будет делать его отец, — продолжала она. — Большинство отцов больше всего на свете желают счастья для своих детей.
Я вспомнила Чарльза Делакруа в тот день, когда он забрал меня из «Свободы». Я знала по крайней мере одного отца, который сделал бы все для того, чтобы победить, невзирая на счастье своего сына.
Я покачала головой:
— Я не знаю точно, что сделает его отец, но мне кажется, то, что я с его сыном, подвергает нас опасности. Я (Я его люблю? В самом деле люблю? Да, думаю, это правда.) люблю Вина, но Нетти и Лео я люблю еще больше. Я не могу подвергнуть их опасности ради глупого школьного увлечения. Если бы бабуля была жива… но сейчас я не имею права рисковать.
Я знала, что мне надо делать. Это будет нелегко, но я смогу. Я попыталась снять перчатку, но Имоджин остановила меня, взяв мою руку в свои.
— Запомни, школьные увлечения не всегда бывают глупыми, Анни. И прямо сейчас ты вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Твоя болезнь даст тебе возможность подумать несколько дней.
— Я так скучаю по бабуле, — сказала я. — Знаю, что большинство людей видели в ней просто старуху, лежащую в кровати, но я очень, очень скучаю по ней.
Кожа зудела, я чувствовала слабость, глаза наполнились слезами. Мне так хотелось обсудить с ней многое. Я тосковала по разговорам с ней. Казалось невообразимым, что я больше никогда не услышу ее голос.
— Я просто скучаю по ней, — сказала я.
— Попытайся помолчать. Я тоже по ней скучаю. Не хочешь ли, чтобы я тебе почитала? Это всегда помогало твоей бабушке заснуть. У меня с собой одна из любимых книг.
Она подняла книгу так, чтобы я смогла увидеть заголовок.
— Разве она не о сироте? — спросила я. Я ненавидела такие книги.
— Ты не можешь не сталкиваться с историями о сиротах. Каждая история — история о сироте. Жизнь — история о сироте. Мы все осиротеем рано или поздно.
— В моем случае это было скорее рано.
— Да, в твоем случае рано. Но ты сильная, и Бог никогда не дает нам больше, чем мы можем вынести.
Я не чувствовала себя сильной; мне хотелось укрыться с головой одеялом и никогда не вылезать. Я ужасно устала.
— Читайте, если хотите, — сказала я Имоджин.
— Глава первая, — прочитала она. — «В этот день нечего было и думать о прогулке. Правда, утром мы еще побродили часок по дорожкам облетевшего сада, но после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано) холодный зимний ветер нагнал угрюмые тучи и полил такой пронизывающий дождь, что и речи не могло быть ни о какой попытке выйти еще раз…»[8]
В последующие несколько дней я не делала ровным счетом ничего, разве что пыталась не чесаться. В таком состоянии я даже не смогла пойти на поминки бабули; вместо меня с Нетти пошли Скарлет и Имоджин. Я сказала Скарлет, чтобы она приглядывала за Лео. (Ей повезло, она не подхватила ветрянку. Странно, единственным из всей школы, кто тоже заболел, был мистер Бири.)
Я не особо расстраивалась из-за того, что не смогла присутствовать на похоронах. Теоретически я понимаю, зачем нужны поминки, — это был знак уважения как к живым, так и к мертвым. Просто я не люблю проявлять эмоции на публике.
Например, на похоронах папы я чувствовала, что за мной наблюдают и на основании этого оценивают. Недостаточно просто быть печальным. На поминках приходится выглядеть печально для других людей. Мне было стыдно подвергать сестру и брата такому испытанию, но в то же время я была рада, что ветрянка дала мне возможность не идти. К моим шестнадцати годам мне уже пришлось побывать на множестве похорон.
Я помогла родственникам выбрать траурную одежду: старый папин черный галстук для Лео и мое старое черное платье для Нетти. Незадолго до полудня пришли Имоджин и Скарлет, чтобы проводить их, и наконец я осталась наедине с волдырями, которые изо всех сил старалась не чесать. Но мне было не слишком плохо, разве что кожа зудела и я чувствовала себя некрасивой. Чуть попозже прозвенел звонок. Это пришел Вин, которого я не видела с того момента, когда меня рвало на полу в ванной. И сейчас я тоже выглядела ужасно, что особенно раздражало на фоне того, что он-то выглядел прекрасно. На нем был удлиненный оливково-зеленый пиджак, который выглядел так, словно когда-то принадлежал солдату, служившему в арктическом климате, а волосы были чуть влажными (должно быть, он принял душ перед выходом), и часть из них замерзла маленькими остроконечными льдинками (представьте, как холодно было снаружи). И да, эти льдинки были неотразимы.
После того как я его впустила в квартиру, он сказал:
— Я принес тебе кое-что.
Он полез в свои глубокие карманы и извлек четыре апельсина:
— Твои любимые.
Я взяла один и поднесла к носу.
— Эксперименты моей матери на крыше начали приносить плоды, — пошутил он. — Этот называется «Кара-кара», у него розовая мякоть, и он очень сладкий.
Он сделал движение, чтобы поцеловать меня, но я отстранилась:
— Не боишься заразиться?
Он покачал головой:
— У меня уже была ветрянка.
— Все-таки иногда люди могут заразиться во второй раз, и…
— Я не дам ей второй шанс.
Я отошла еще подальше.
— Как ты можешь хотеть поцеловать меня? Я отвратительно выгляжу.
— Не совсем.
— Совсем. Я видела себя в зеркале и знаю это точно.
