Он рассмеялся.
— Ладно, я тут не для того, чтобы приставать к тебе. Я подумал, что тебе нужна компания, в то время как все остальные на поминках. Послушай, я даже очищу для тебя апельсин.
Я сказала, что я вполне могу очистить апельсин сама.
— Не в этих штуках, — сказал он, указывая на хлопковые перчатки, которые я носила по настоянию Имоджин. Он взял меня за руку и сжал. Сердце заныло у меня в груди. Мне нужно было порвать отношения с Вином.
Мы прошли в гостиную. Он сел на большую кушетку, обитую коричневым бархатом. Я примостилась рядом, положив голову ему на грудь. Он запустил руку мне в волосы, что меня покоробило, но я промолчала (у меня очень сильно вьются волосы, так что обычно я предпочитаю, чтобы их никто не трогал). Я была рада испытать это чувство: в какой-то мере оно меня укрепляло. «Смотрите, — думала я, — он вовсе не идеален. Если я буду думать только о своем раздражении, может быть, я буду в силах порвать с ним».
Я выпрямилась на кушетке, потом встала и пересела в красное кресло.
— В чем дело? — спросил он.
Я знала, что лучше будет сказать ему, что у нас ничего не выйдет и что мы не сошлись характерами, — обычно этот способ прекрасно работает. К несчастью, я этого не сказала, а сказала следующее:
— Вин, ты не можешь сейчас быть моим парнем.
И выложила ему всю историю, которую вам уже рассказывала: мне он очень, очень нравится (для заметки: я предпочитала не употреблять слово «любовь»), но моя семья важнее, чем мои чувства, и сейчас, когда бабушка умерла, я не могу допустить риска, что его отец вмешается в наши дела, и так далее.
И потом он меня отговорил, ну или я допустила, чтобы он это сделал. Может быть, мне хотелось, чтобы меня отговорили. Он сказал, что он любит меня, а я его и что это самая важная вещь на свете. Он сказал, что я не сама дошла до этого решения. Он сказал, что его отец не будет меня беспокоить, и сказал, что может проконтролировать своего отца, если тот попытается вмешаться. (Даже тогда я знала, что это нелепая ложь, — я же встречалась с Чарльзом Делакруа.) Он сказал, что любовь — единственная важная вещь во всем мире. (Вторая ложь.)
Но я была слаба, а ложь из уст любимого может выглядеть очень убедительно для влюбленной девушки. По правде говоря, в то время я просто не смогла бы вынести потерю еще и Вина.
Мы слышали, как открылась входная дверь. Был только час дня, и я не ожидала, что кто-нибудь вернется домой по крайней мере еще в течение часа. Я вышла в прихожую; мимо меня пронесся Лео, влетел в свою комнату и с шумом захлопнул дверь. Остальные раздевались в коридоре.
— Что случилось? — спросила я, чувствуя себя виноватой, что не вытащила свою покрытую волдырями особу на похороны. — Почему вы вернулись так рано? Что с Лео?
Скарлет ответила:
— Мы не знаем. Сначала мы были все вместе, но потом Лео вышел куда-то с парнями из Бассейна. Я думала, что все будет в порядке, но в следующий момент услышала крики, и у Лео появился синяк…
— Подожди, у Лео синяк?
— Надо что-нибудь приложить к нему, — сказала Имоджин и пошла на кухню.
— Да, — продолжала Скарлет, — я не видела, что случилось, как и никто из нас, а он не говорит. А потом Юджи сказал, чтобы мы все садились в машину.
— Юджи? Юджи Оно? Он там был?
— Он тут, — сказала Нетти.
И тут я заметила Юджи: он стоял в черном пальто в дверном проеме.
— Я все еще нахожусь в Штатах, так что пришел отдать дань уважения, — сказал он.
— Я… Я надеюсь, что у тебя уже была ветрянка, — сказала я, плотнее запахивая халат и желая, чтобы на моем лице была вуаль.
— Да, меня предупредили.
Вин стоял сзади. В прихожей было слишком много людей. Вин протянул руку Юджи:
— Меня зовут Вин.
— Он парень Анни, — добавила Нетти.
Юджи кивнул:
— Я видел тебя на свадьбе в прошлые выходные. Рад познакомиться.
— Давайте все пройдем в гостиную, — предложила я.
— Нет, — сказал Юджи, слегка склонив голову. — Мне надо идти. Я хотел узнать, не уделишь ли ты мне минуту, чтобы поговорить наедине до моего отбытия. Я думал увидеть тебя на похоронах, но не знал о твоей болезни.
— Да, конечно. Я…
— Анни! — позвала меня Имоджин. — Можно поговорить с тобой?
— Прошу прощения, я сейчас буду.
Я понеслась к комнате Лео, у двери которой стояла Имоджин. В руках у нее был пакет с замороженным горошком.
— Твой брат заперся изнутри и не открывает дверь. Отопри, пожалуйста, замок.
Я постучала в дверь:
— Лео, это Анни. Пожалуйста, впусти меня!
Нет ответа.
Я вытащила из-за косяка тонкий гвоздь, который мы хранили там специально для таких целей, и начала работать над замком. Несмотря на напряженное обдумывание происходящего, замок занял у меня всего пятнадцать секунд. Мастерства я не утратила. Я взяла горошек у Имоджин и сказала, что войду одна.
Лео сидел на кровати и смотрел в окно. Он не плакал, и я посчитала это хорошим знаком.
— Лео, — ласково сказала я, — тебе надо приложить что-нибудь к глазу.
Он не ответил, и я присела рядом с ним и подняла руку с горошком, чтобы приложить ему к лицу. Он резко отпрянул:
— Анни, оставь меня в покое!
— Тебе не надо говорить со мной, просто, пожалуйста, приложи эту штуку к глазу. Учитывая твою историю болезни, я бы не хотела, чтобы твоя голова слишком распухала, это может привести к судорогам.
— Отлично! — Он схватил пакет с горошком и прижал к лицу.
— Спасибо. Ты очень важен для нашей семьи. И для меня, — добавила я. — И тебе надо хорошо о себе заботиться.
Он ничего на это не ответил.
— Жжется, — сказал он, отнял горошек от лица и положил пакет на колени. Наконец-то я смогла рассмотреть его глаз. Веко распухло и закрылось, а пурпурное пятно расползлось по скуле; кожа у виска немного кровоточила.
— Лео, кто это с тобой сделал?
Он снова прижал пакет к глазу:
— Я первым его ударил.
— Кого, кого ты ударил?
После аварии у Лео были трудности с контролем над собой, но такого не было уже многие годы.
— Анни, я не хочу об этом говорить.
— Мне нужно знать, кого ты ударил, чтобы принять меры. Вроде бы шума не должно быть, но может быть, нам придется извиниться или хотя бы поговорить с людьми и объяснить им твое состояние.
Он швырнул пакет в окно, и тот порвался. Горошины покатились по полу в разные стороны.
— Заткнись, Аня! Ты мне не начальница, и ты не знаешь всего.
— Хорошо, Лео, ты прав. Пожалуйста, просто скажи мне, кого ты ударил. Мне нужно знать.
— Кузена Микки, — ответил он.
Без сомнения, вы помните, что Микки — сын Юрия Баланчина и возможный преемник. Извинения приносить надо, и чем быстрее, тем лучше.
