Что же все-таки было вчера?
Вероятнее всего, мы вернулись домой немного подшофе. Мы ездили на наше место на озере, прихватив с собой корзину с вином и закуской, и засиделись там допоздна. А потом, когда вернулись, ты дала ключ, я открыл дверь, ты проскользнула вперед и, сбрасывая туфли на ходу, побежала на кухню, чтобы накрыть клетку с попугаем. Я, наспех раздевшись, ринулся в постель. И ждал тебя там под одеялом.
Возможно, все было именно так.
Но что бы значило это звенящее беззвучие вокруг? Слышно, как движется кровь в сосудах головы.
Что за странный запах? Он совсем не тот, что всегда. Я хорошо помню запах пробуждения рядом с тобой, Елена. Миг пробуждения пахнет так же, как твои волосы, шея, губы, подушка. Но в эту минуту я чувствую другой запах. Так пахнет камера хранения или пустая квартира.
Я приоткрываю глаза и узнаю потолок моей комнаты в общежитии. Электронные часы, висящие на стене, показывают семь часов, двадцать две минуты. Мои веки еще как следует не расклеились и между ними по слипшимся ресницам бегают разноцветные искорки.
Комната, как мне кажется, выглядит несколько иначе, чем обычно. Что в ней изменилось – форма, размеры или, может, освещенность – я не знаю…
Я смотрю некоторое время на стену, и ко мне постепенно начинает возвращаться сонливость. Я вновь оказываюсь на тонкой грани между сном и реальностью. Темная глубина сна манит меня к себе, но в мозгу засела мысль, не дающая уснуть. Я начинаю думать о том, что, может, проснувшись, я обнаружу не только собственную комнату изменившейся, но и весь мир вокруг меня, возможно, окажется другим. И может, это пока еще не случилось, и именно в настоящую секунду я делаю выбор, от которого и будет зависеть то, каким суждено быть окружающему миру? Боже праведный!
Начинаю в ужасе искать способ все вернуть, исправить, но не нахожу его.
Пытаюсь концентрироваться на чем-то очень важном, и вновь появляется волнение, переходящее в страх.
СТРАХ!
Теперь он особенно сильно ощущается в области солнечного сплетения. Страх вибрирует, распространяется по всему телу, и, наконец, жгучая тревога впивается своими ледяными зубами мне в сердце.
В этот момент я опять вспоминаю об Елене. У меня возникает непреодолимое желание рассказать ей все, обнять ее, поцеловать и спросить ее совета.
Открываю глаза и поворачиваюсь к ней.
Вижу это сразу, только лишь повернул голову. Елена мертва. Она лежит на спине, лицом вверх. Ее неподвижный профиль заострен сильнее обычного. Кожа отливала молочной бледностью. Рот слегка приоткрыт, а сухие матовые губы подернуты синевой. В мимических мышцах век, щек, лба, бровей нет жизни, как нет дыхания в ее груди. Золотые кудри разметаны по подушке.
В следующую минуту я проваливаюсь в пустоту.
Женщина подает мне руку, и мы вместе с ней идем по темному коридору. Ступени ведут вниз. Мы опускаемся.
Я хочу посмотреть, кто эта женщина. Краем глаза замечаю, что она белокура. Не Елена ли это? Но я вспоминаю, что Елена мертва. Думаю: не может быть. Как же она меня ведет, если мертва?
Женщина протягивает руку и приоткрывает дверь.
Когда спустя какое-то время я вновь обнаруживаю себя, мои глаза опять закрыты. Мне не хочется их открывать. Осознанность возвращалась постепенно, не вся сразу, словно я смотрю сквозь узкую скважину, которая мало-помалу расширяется.
Елена мертва, но трагедия меня не убивает, она что-то делает с моим рассудком. Среди темного поля есть маленькое слепое пятнышко – оптический обман. Сколько же времени мне было отпущено для чувственного забвения?
Я занимаю крохотный островок среди бушующего океана. Этот островок не больше поверхности моих подошв. Еще миг – и он уйдет в пучину…
Помню пасмурный день на прошлой неделе. День затишья. В этот день между нами не вспыхнуло ни единой ссоры. Мы шли с ней по узкой улочке. С одной стороны мокрая полоска асфальта заслонена от зданий рядом тополей, с другой ее ограждал низкий бетонный парапет. За парапетом убегает вниз овраг, в глубине которого чернеют полотна заброшенных железнодорожных путей. Вечереет. Людей уже нет. Менги еще не вышли на улицы, но нам они и так не опасны.
Мы шли не спеша, держась за руки, как подростки. Наши пальцы переплелись и вспотели. Время от времени мы притирали ладони друг к другу как можно плотней. Мы молчали, и каждый думал о своем, но чувства наши, как и мы, держась за руки, летели в поднебесье, и нашим сердцам была внятна музыка высших сфер.
А потом мы дошли до широкой дороги и свернули на мост. И в ту минуту, когда мы проходили по мосту, я случайно уловил ее взгляд. Она смотрела в пропасть.
На этот раз я проснулся окончательно.
Выходит, мне приснился кошмарный сон. С этой мыслью поворачиваюсь к Елене. Долго рассматриваю ее лицо. Опираюсь на локоть, чтобы лучше ее увидеть. Какая страшная неподвижность!
Наконец, я взрываюсь рыданиями. Слезы застилают мне глаза, и навек застывший любимый профиль кажется мне расплывчатым мерцающим пятном.
Палец не спеша перемещался по ее профилю. Внимательно, неотрывно слежу взглядом за своим движением. Пытался рассмотреть и запомнить каждую частичку лица Елены. Но моей любимой уже нет на свете. Она мертва. И это лицо – уже не ее лицо. И оттого я не могу его целовать, чужое лицо.
Опять начинаю рыдать во весь голос. Мечусь по кровати, а затем, вцепившись в подушку зубами, вою протяжно и страшно – так страшно, что меня самого от собственного воя продирает мороз по коже.
И внезапно я чувствую присутствие великой темной силы, которая вибрациями входит в меня.
Охрипнув, умолкаю и беззвучно, одними губами, как умею, молюсь.
И слышу голос: «Разорви эту оболочку!.. ты призван, чтобы служить мне! Помоги же мне выйти наружу, и я дам тебе силы столько, сколько ты захочешь!»
И мне кажется, что я знаю, кто со мной говорит. Наполненный живительными вибрациями, я взмываю в воздух, проношусь над серо-фиолетовыми холмами и коршуном падаю с неба на толпу коленопреклоненных людей. И я знаю, кто я.
«Смотрите! – кричу я им. – Я пришел, чтобы уничтожить тех, кто первыми в этих землях посеял зерна зла, потому что они были слишком слабы и невежественны. Они придумали идиотские устройства, чтобы с помощью них получить власть, как калеки придумали для себя костыли. Но я разорву оболочку, и из подземной тьмы выйдет великая сила, которой не нужны никакие приспособления. Она станет неуязвима и ничто не в состоянии ее победить».
И вдруг звучит будильник на моих наручных часах.
Открываю глаза и узнаю комнату своего общежития.
Я завел мотор, и мой BMW К-100 с ревом сорвался с места.
Солнце отделилось от толпы деревьев и уверенно двинулось в небо. Оно было жгуче-янтарным, как в мое первое утро в Полиуретане.
